Заплачено кровью
Шрифт:
Он знал, что Кирченков, известный в полку плут, без коней не останется. Под Трубчевском он, бывший одно время безлошадным, привел себе отличного коня. На другой день в полк пришел председатель ближайшего колхоза, с подозрением, что у него кто-то из военных увел коня.
– Смотри, все здесь, найдешь - твой, - сказал ему Кирченков.
Председатель внимательно осмотрел всех коней, но своего - с остриженной гривой и коротким хвостом - не признал.
– Вот человек, - ругался потом Кирченков, - Коня для армии пожалел. А что увел, так все равно бы мобилизовали его коня. Не мне, так другому бы достался, а еще хуже - немцам.
–
– спросил Шапошников Кирченкова, ладившего столбики для коновязи за штабным блиндажом. Десяток оседланных коней стояли рядом.
– В кавдивизии занял, у соседа нашего, - не моргнув глазом, сообщил Кирченков.
– Пришли туда, ходим, на нас все ноль внимания, коней полно, никто не охраняет. Я своим дал команду "По коням!". Богомолов хотел и бурку прихватить, кто-то спросил: "Это ты куда?" - "Нашему командиру".
– "Так вот же наш командир стоит".
– "А я думал, это нашего висит". Так сели на коней и поехали. Спокойно, шагом, товарищ капитан, - Кирченков рассказывал это без малейших угрызений совести.
– Ну, смотри, найдут тебя - сам и выкручивайся.
– А я их перекрашу - мать родная не узнает.
– Ну и плут... Ты смотри, у нас в полку - конокрад настоящий, рассмеялся Шапошников, когда к нему подошел лейтенант Степанцев.
Степанцев, сменивший ушедшего на повышение Татаринова, заместителя командира полка по тылу, все это время занимался обеспечением снабжения полка всем необходимым. Вот где в полной мере проявилась его хозяйственная сметка... Бойцы всегда были вовремя и сытно накормлены, переобуты в валенки, получили теплое белье и телогрейки, рукавицы, а многие командиры щеголяли и в полушубках. Лошади были более-менее сыты - сено удалось, хотя и с немалым трудом, выменять в одном из колхозов на две трофейные автомашины. Нашлись в полку и свои кузнецы - перековали на подковы немало борон и даже кроватей. Нашлись и шорники - сшили хомуты и сделали сбрую для коней, изготовили три десятка саней, в полку не хватало ложек - Степанцев организовал их отливку. Словом, пока тыл не мог дать фронту все необходимое, в полку многое научились делать своими руками, перешли на самообеспечение.
– Чего опять привез, Александр Петрович?
– спросил его Шапошников.
– Табачку три сутодачи, двадцать мешков картошки, десять - муки, маргарину, консервов рыбных ну и - водчонки, конечно. Тоже надо. Теперь у нас все есть, можно воевать, - довольно сказал Степанцев.
В тылах 409-го стрелкового полка четверо медиков - Богатых, Хмельнов, Гуменюк и Пиорунский - решили сходить в гости к капитану Набелю.
– Не виделись, почитай, три месяца, как в окружение попали. Давайте сходим, - предложил Иван Богатых, - может быть, кониной угостит.
Капитан ветеринарной службы Набель, или конский доктор, как он любил себя называть, гостей не ждал, но был рад увидеть знакомые лица.
– Антоныч!
– обрадовался Богатых, увидев его у блиндажа, похожего на нору.
– Мы слышали, что ты в полку, а никак что-то не соберемся повидаться.
– Ездил в колхозы лошадей получать, потому и не было меня, - Набель дружески поздоровался с каждым, - да и сейчас дел много. Ну, да и у вас скоро работы будет много. Заходите. Посидим.
Они забрались в тесный блиндаж, сели у маленькой железной печурки.
– Живой,
– спросил Богатых Набеля.
– Это вы от нас оторвались, ушли куда-то в Тулу. А я на Щигры вышел, как и вся дивизия.
– Так мы же с полком шли, - сказал Пиорунский.
– С полком...
– протянул Набель.
– А я вот тогда оказался вообще один без всякого полка и ждал вас здесь целый месяц.
– А мы вышли к Косой горе, это под самой Тулой, - начал объяснять Богатых, - как раз седьмого ноября. Фронт прошли без выстрела, да и стрелять-то было уж нечем, по обойме на брата оставалось. Привыкли ходить по болотам, что долго по полу и ступать казалось твердо. Были мы все, как французы в двенадцатом году. Князев перед расставанием с бойцами устроил смотр, даже что-то вроде парада, местных жителей много собралось, а мы все в рванье стоим, перевязанные.
– Да, похудели вы все - смотреть страшно, - сказал Набель.
– Это еще что, - Богатых кивнул на Гуменюка: - Иван Иваныч из пончика вообще в прошлогодний соленый огурец превратился.
– Пиорунский тоже, гляжу, стройный стал, - усмехнулся Набель, - один кадык остался.
– Ну, и как ты управляешься со своими лошадками?
– спросил Богатых.
– Одно горе с ними, - ответил Набель, - Кормить нечем, а есть такие одры, что ткнешь - она шатается. Болеют. Особенно потертостей много. Сбруя плохая, да и той не хватает. Вожжей - и то не найти. Послали делегацию в тыл за сеном, а они не столько сена, сколько самогонки привезли. Ковать надо давно, а нечем... Давайте лучше о мирной жизни поговорим.
– Да, у нас тоже несладко живется, - сказал Пиорунский.
– Вши замучили. Да какие-то они живучие, ни мороза, ни жары не боятся. А немцы - вообще! Видел я недавно троих пленных, до того их вши закусали, что скинули они шинельки, мундиры - и ну их ногтями давить, только треск стоит. Как это у нас еще тифа нет, удивительно.
– В медсанбате бывали?
– спросил Набель.
– Я слышал, что там врачей много новых, медсестер интересных.
– Бывали, - ответил Пиорунский.
– Новый хирург Комоцкий. Колесникова, тоже хирург.
– А про Шестакова слышали? Тоже в медсанбат перевели, - сказал Богатых.
– Он же раньше в батальоне связи был. Хороший, говорят, терапевт.
– Эх, ребята...
– грустно сказал Гуменюк, - даже не верится, что недавно мы были студентами, в белых халатах ходили, руки мыли с мылом. Все бы отдал, чтобы хотя бы на денек в Краснодар попасть... В этом году ни одного гарбуза не съел.
– Размечтались о чем, - протянул Набель.
– Я вот мечтаю, как бы на соломе поспать, а он о гарбузах. Да скажи мне в июне перед отправкой на фронт, что через пять месяцев я не на Ла-Манше буду загорать, а в снегу под Тулой замерзать - в глаза бы плюнул...
Так и беседовали приятели вечером перед наступлением. А к ночи разошлись по своим местам, чтобы утром опять перевязывать раны, слышать стоны и крики, видеть кровь и безмерные страдания...
Полковник Гришин в ночь перед наступлением не спал. Хотя к бою все было готово - все шесть батальонов его дивизии могли подняться и пойти в атаку по первому сигналу, - сон не шел. Не спал он и потому, что ждал от генерала Крейзера нового диковинного оружия - гвардейских минометов.
Гришин пошел на КП и окликнул дремавшего у аппарата связиста.