Заплатите налоги, госпожа попаданка!
Шрифт:
– Это плохо? – шепотом спрашиваю я.
Адвокат пожимает плечами:
– С одной стороны, ваши отцы были друзьями, и ему не мешало бы об этом вспомнить. С другой стороны, он хочет выглядеть в глазах народа мудрым и справедливым правителем.
Я чувствую лёгкое головокружение. А еще – страх и обиду. Почему я оказалась здесь именно сейчас? Если уж дедушка (ага, граф!) решил, что мне надлежит-таки воссоединиться с другой половиной моей семьи, то разве не стоило выбрать для этого более благоприятный момент? Хотя, насколько я понимаю, сам дедушка давно уже почил, равно как
Знать бы еще, где я нахожусь. В каком месте? В каком времени? Ничего, разберусь. Только бы в тюрьме не оказаться.
Я не разбираюсь в местном правосудии, но понимаю – положение серьезное. Против меня настроены не только судья и обвинитель, но и все присутствующие в зале. И никто не поверит, что настоящая графиня де Ламарк – совсем не я.
Кажется, эта графиня – та еще штучка! Мошенничала, издевалась над детьми. Драконов каких-то обижала!
А мне теперь за нее отдуваться.
– Скажите, у нас есть хоть какой-то шанс выиграть дело?
Я не знаю, как зовут моего адвоката, и спросить его об этом не могу. Я даже собственного имени не знаю.
– Не беспокойтесь, ваше сиятельство, я никогда не даю пустых обещаний. Я стою каждого лиарда своего гонорара.
Судя по его самодовольной улыбке, гонорар этот – целое состояние. Надеюсь, у этой прохиндейки хотя бы есть деньги!
2. Герцог де Шарлен. Суд
– Не беспокойтесь, ваша светлость, – сообщает мой секретарь Эрик Маршаль, – господин судья заверил меня, что не ожидает в этом деле никаких сложностей. Графиня будет наказана по всей строгости закона.
Я киваю и прибавляю:
– В назидание другим!
Секретарь охотно соглашается:
– Именно так, ваша светлость!
Суд над графиней де Ламарк обещает быть громким. Наверняка, после его завершения даже придется посетить столицу. Ну, ничего, справедливость стоит небольших неудобств.
– Господин судья спрашивал, будет ли он иметь удовольствие видеть вас сегодня в зале суда?
Я еще раз чуть наклоняю голову:
– Да, пожалуй. Погода весьма располагает к прогулкам.
Я вовсе не хочу давить на судью своим присутствием – он и так прекрасно знает дело. Но показать свое отношение к тому, что совершила графиня, я должен. Я и так слишком долго бездействовал.
Первая информация о том, что творится в частной школе графини де Ламарк, поступила еще несколько месяцев назад. Об издевательствах над детьми тогда не говорили – только о фальсификации финансовых документов и расходовании полученных средств не по назначению.
Тогда еще был жив мой отец. И он на анонимные жалобы предпочел закрыть глаза. Еще бы – Эжени де Ламарк была дочерью друга его детства. «Обычные наговоры, сынок, – так он сказал тогда. – Людям трудно смириться с тем, что молодая женщина может так ловко вести дела. А если ученики в ее школе не проявили должного усердия в учебе и остались такими же оболтусами, какими пришли туда, то ее ли в этом вина?»
Теперь, когда ответственность за всё происходящее в герцогстве несу я, следует показать народу, что я отнюдь не намерен защищать
– Она действительно так хороша, как говорят? – спрашиваю я, подписывая очередную поданную Маршалем бумагу.
Щеки секретаря покрываются смущенным румянцем.
– Она – самая красивая женщина из всех, что я когда-либо видел.
Не удивительно, что ей удавалось так долго водить за нос всех чиновников нашего герцогства – смазливое личико интересует мужской пол куда больше скучных цифр в гроссбухах и отчётах.
Наше появление производит фурор в зале суда. Меня приветствуют поклонами и одобрительным шумом. Пока мы устраиваемся на балконе, процесс заслушивания свидетелей прерывается.
– Вы можете продолжать, ваша честь, – говорю я, и судья важно кивает.
Он впервые ведет заседание в присутствии первого лица герцогства и, кажется, крайне этим горд.
Я смотрю в сторону обвиняемой и ловлю в ответ ее растерянный взгляд. Я испытываю к ней презрение, но не могу удержаться от признания факта ее удивительной красоты. Даже здесь, в зале суда, одетая в неброскую одежду, она выглядит королевой.
Отец говорил, что когда она была ребенком, то часто бывала у нас в замке. Но я совсем не помню ее. Тогда я был уже подростком, и лошади и оружие меня интересовали куда больше, чем игры с детьми.
А потом я и вовсе надолго уехал отсюда – племяннику короля полагалось учиться в лучшем учебном заведении столицы. Наверно, если бы не смерть отца, я еще долго не приехал бы в Шарлен.
Я пытаюсь сосредоточиться на речи судебного секретаря, который монотонно, без малейших признаков хоть каких-то эмоций, зачитывает текст обвинения.
– Ее сиятельство не проявляла должного внимания и к управлению драконьей фермой (которая также находится под ее попечительством), что едва не привело к гибели нескольких особей этих охраняемых законом существ.
Зал ожидает моей реакции, и я осуждающе качаю головой. Маршаль считает своим долгом выразить мои мысли в короткой фразе:
– Чудовищное преступление!
Публика явно разделяет мое мнение и откликается одобрительным гулом.
А вот сидящая на скамье подсудимых женщина заметно сникает.
Графиня пригласила лучшего столичного адвоката, но я не сомневаюсь, что судья и обвинитель камня на камне не оставят от линии защиты. Мне жаль, что представительница одного из самых знатных семейств Шарлена проведет остаток дней в тюрьме, но зло должно быть наказано. Разве не так?
Месье Эдвин Доризо – магистр правоведения – понимается со своего места с несколько неподходящим случаю скучающим видом. Он будто не осознает всей серьезности положения своей клиентки.
– Ваша честь, – поклон в сторону судьи, – мэтр Совиньон, – еще один поклон – уже в сторону обвинителя, – уважаемая публика! – театральная пауза. – Боюсь, все вы были невольно введены в заблуждение целой чередой обидных недоразумений. Позвольте со всей ответственностью заявить, что графиня де Ламарк не повинна ни в одном из тех тяжких преступлений, в которых ее обвиняют!