Запомни меня навсегда

Дюран Сабин

Зак был настолько красив, что при разговоре с ним я терялась. Широкие плечи, проницательный взгляд синих глаз, высокий рост. На предыдущем свидании, сидя в кафе «Старбакс» с мистером Хорошим Парнем, инженером электросвязи в «Кристалл палас», я увидела наше отражение в зеркале. Покатые плечи, лица бесстрастные и при этом беззащитные. Будто две черепахи без панцирей. Я не понимала, что Зак делает рядом со мной. Зачем ему тратить на меня время? В его речи чувствовалась легкая нервозность, он явно пытался форсировать события и поскорее сблизиться.

Он был прямой противоположностью беззащитной черепахи, эмоции у него били ключом.

– Телосложение у тебя отличное, – наконец пробормотала я.

Не успели мы подойти к перекрестку на Южной Кольцевой, как Зак взял меня за руку и сунул ее к себе в карман, чтобы согреть.

Это самое яркое впечатление нашей первой встречи: теплые загрубевшие пальцы, сухие от масляных красок и растворителя, потрескавшаяся ладонь. Я вспоминаю вовсе не его разговорчивость, не пальто и нелепую шапку. Во время прогулки он не просто держал мою руку в своей. Он поглаживал ее большим пальцем, будто мясо перед покупкой ощупывал.

Позже, когда мы узнали друг друга ближе, он рассказал о трудном детстве и о своих проблемах с доверием. Как проникновенно он смотрел в глаза – у меня тело плавилось от его взгляда! Зак признался, что знакомиться в Интернете его заставило вовсе не одиночество. Одинокие женщины попадались буквально на каждом шагу, но он искал чего-то нового. Ему хотелось начать с самого начала.

Я поворачиваю ключ зажигания и трогаюсь. Движение на дороге плотное. Конец субботнего дня, местные возвращаются с футбольного матча. С полей наползают сумерки. Мне нужно проехать еще двадцать миль – я обещала Джейн, что доберусь до домика Зака засветло. Только она знает, как страшно мне туда возвращаться.

Я выбираю длинную дорогу: обходная через Бодмин, потом по главной до Уэйбриджа. Две стороны треугольника. Этим путем Зак ездил в Галлз, пока не нашел более короткий маршрут. Морроу выяснила, что год назад Зак проскочил нужный съезд и свернул на следующей кольцевой развязке. Морроу предполагает, что он выпил. Зак наверняка был очень уставшим, ведь днем раньше он засиделся допоздна с арт-дилером в Эксетере, провел беспокойную ночь в гостинице и потом целый день писал свои картины на болотах.

Я вспоминаю последний раз, когда видела его живым – утром накануне аварии. Маленькая кухонька в Вандсуорте. По радио передавали результаты дополнительных выборов в Хэмпшире. Я опаздывала на работу, с опаской набросила пальто, взяла собачий поводок, нахлобучила шляпку. На пути к двери Зак схватил меня за рукав. Зрачки его были сужены, радужка посветлела. Похоже, настроение его резко изменилось.

– Я тебя люблю! – страстно воскликнул он, притягивая меня к себе. – Ты ведь знаешь?

– Знаю, – ответила я. Никогда в этом не сомневалась.

– Потому что это действительно так. Я люблю тебя!

Он страстно поцеловал меня в губы. Я почувствовала вкус кофе, мяты и вчерашнего виски. Как всегда, я поддалась, ноги ослабели,

сил сопротивляться не было. Внутри все сжалось, на глаза навернулись слезы. Если бы он коснулся губами ямки на шее, я наплевала бы и на работу, и на страх и поднялась бы с ним в спальню.

– Извини, что положила в курицу грибы, – сказала я.

– Я думал, ты знаешь, – ласково ответил он.

– Как я могла забыть! Извини, что задержалась вчера. Пегги беспокоилась из-за ребенка.

– Она вертит тобой как хочет, – неодобрительно заметил Зак.

Подошел Говард и ткнулся носом мне в локоть. Я почесала его за ушами. Ему нездоровилось, и я встревоженно приложила руку к его груди.

Зак отвернулся.

– Ты любишь эту псину больше, чем меня!

– Нет!

Он переставил кофейник и свою чашку так, чтобы ручки были повернуты в одну сторону. Поправил чайную ложечку на блюдце.

– Поклянись!

Я поднялась с колен и заставила себя рассмеяться. Решение принято, я ухожу. Письмо написано и отправлено, он получит его в Корнуолле. Лучше, если он прочтет его там, подальше от меня. Я надеялась, что наш последний завтрак вместе пройдет хорошо. Собственный голос казался мне слишком высоким и сдавленным, пересохший язык едва ворочался во рту.

– Клянусь, что я не люблю пса больше, чем тебя!

Перед его гибелью мы разговаривали еще дважды: я позвонила ему вечером и на следующий день после обеда. Мне просто хотелось напоследок услышать его голос. Он был в Дартмуре, на холме Косдон, и писал старинные развалины. Унылые и мрачные, сказал Зак, они тянутся вдаль будто безымянные могилы. Ему нравилось писать в гаснущем свете дня. В свой домик он собирался вернуться уже затемно. Я попросила его быть осторожнее на неосвещенном участке дороги. Это был наш последний разговор.

Я сворачиваю с автострады, снижаю скорость и двигаюсь к мосту. Дорога сужается до одной полосы. Я включаю фары. Я соблюдаю все ограничения скорости. Зак говорил, что я езжу как старуха. Ему нравилось обижать меня, очень часто его шутки перерастали в оскорбления. Стараюсь вспоминать больше таких моментов, чтобы меньше по нему скучать.

Не помогает.

Можно одновременно любить и ненавидеть! Боль утраты – как удар в живот, жгучая обида – как ответный удар. Этот мужчина – самое лучшее и самое худшее, что случилось в твоей жизни. Ты давно решила уйти, и все же, вспоминая его прикосновения, теряешь голову даже год спустя…

Мое письмо еще в доме. Целый год оно провалялось нераспечатанным. Наверняка лежит под грудой рекламок пиццы, счетов за телевизионную антенну и коричневых конвертов с избирательными извещениями.

Слава богу, Зак умер прежде, чем прочитал письмо! Хотя бы за это стоит быть благодарной. Он так и не узнал о моем предательстве.

Доберусь до места и сразу сожгу письмо!

Переключаю скорость, начинаю подъем. Машина дергается. Говард свернулся калачиком на переднем сиденье, даже головы с лап не поднял.