Заповедь субботы. Новый подход к происхождению человека

Романов Роман Романович

Между тем именно в этой же прибрежной экологической нише обитает одна из самых жутких опасностей для любых приматов, да и для большинства людей тоже – змеи. Чтобы убедиться в этом, достаточно провести несложный эксперимент в зоопарке, обезьяньем питомнике или просто на пля­же. Запустите змею и наблюдайте за инстинктивной реакцией животного ужаса. То есть для приматов змеи в воде – ничуть не менее сильный источник страха, чем открытый огонь в лесу. По­этому нет ни­чего удивительного, что русалки решили приручить змей, сделать их союзниками в обороне островов и заводей. Чем больше змей, тем дальше от нашего местообитания держится агрес­сивный, коварный и настырный «брат по разуму».

Таким образом, утром

Дня Пятого складываются мотивация и целеполагание русалок в от­но­шении приручения змей. При этом русалки обладают достаточным разумом, чтобы плани­ро­вать обо­ронительные действия. Что касается знания повадок змей и умения существовать среди них, то эти навыки приобретены на предыдущем этапе. Теперь же на повестке дня умение ис­по­льзовать змей, обвивать их вокруг деревянных копий, чтобы с диким хохотом отгонять визжащих от страха сухо­пут­ных братьев, отвоевывать у них жизненное пространство. Разумеется, такое новое зна­ние и умение не обходится без потерь в личном составе, но результат – устрашение противника оправдывает риск.

Приручение огня и его похищение одним из вожаков «простых людей» в День Четвертый не могло не напомнить нам миф о Прометее. События Дня Пятого точно также отражены в мифе о Ме­дузе Гор­го­не и герое Персее, отнявшем у злой богини ее ядовитое оружие. Так что после­дова­тель­ность событий необходимо повторяется – новая победа русалок и их неизбежное поражение от своих детей в следующем поколении. Остается понять, каким образом в компании божественных змей в тот же самый день оказа­лись еще и божественные птицы? А также – каким образом дружба со змеями сделала русалок об­ладателями нового богатства в виде больших рыб?

В этой части мы можем только выдвинуть гипотезу: Дело в том, что змеи являются естест­вен­ной добычей для многих крупных птиц. Причем в отличие от сухопутных братьев, птицы змей не бо­ятся и легко достигают укрытий русалок. Как то­лько русалки начали собирать змей, оберегать их, то есть устроили змеиный питомник на берегах сво­их островов, эта целенаправленная деятельность привлекла множество крупных птиц. Птицы, которые до этого не были интересны пралюдям, вдруг стали фак­тором выживания в острой внутривидовой борьбе. Попросту вдруг стали священ­ны­ми вра­гами, отни­мающими предмет божественного почитания – змей. Поэтому птицы в Книге Бытия по­яв­ля­ются утром Дня Пятого сразу после пресмыкающихся.

Соответственно, в качестве первых священных врагов, наравне с сухопутными братьями, пти­цы становятся объектом войны, то есть самой первой настоящей охоты. До этого охота велась только на других пралюдей, в порядке братоубийственного выяснения отношений. Причем исключительно из любви к ближнему – большой, но неразделенной. Теперь эта же психологическая программа войны с сухопутными братьями была перенесена на птиц, воспринимаемых русалками как воп­ло­ще­ние врага. А враг у них только один - братья. Поэтому «птицы да размножаются на земле» /Быт 1, 22/.

Напомню, что наиболее важные стихи Библии имеют, в первую очередь, символическое толко­вание. То есть принадлежность птиц к «земле» означает принадлежность к основному пле­мени. Руса­лки в силу своей невротической экзальтации искренне считают змей частью своего во­д­ного племени, а птиц – частью враждебного сухопутного племени. Однако отношение к летающей «пехоте» у «мо­рячек» не просто враждебное, а амбивалентное. То есть жгучая ненависть смешана с любовью, дик­ту­ющей внимание к каждому шагу, каждому жесту врага. К этому коктейлю добав­ля­ется еще развитой инстинкт подражания и… наши русалки начинают не только внимательно следить, но и ко­пировать повадки своих новых братьев-птиц.

Между тем крупные птицы, хотя не обязательно ле­беди, имеют привычку охотиться не только на змей, но и на рыб, и на земноводных. Используя для этого острые клювы. Острые инструменты у ру­салок тоже есть, так что подражательный инстинкт вы­рабатывает умение рыбалки. Хотя сами ру­салки не готовы сразу перейти на рыбную диету.

Тем не менее, первое применение выловленной с помощью острог рыбе находится быстро – русалки с ее помощью приручают этих ужасных птиц, преодолевают свой страх и перед ними. А за­о­дно приобретают новый навык и новую, более изощренную программу действий – с помощью «кну­та» (копья со змеей) и «пряника» (большой рыбы). Эта новая программа действий позволит ру­са­лкам гораздо быстрее и надежнее преодолеть сопротивление «пехоты» на границе суши и моря. Тем более что сухопутные братья настроены не менее амбивалентно, и вполне поддаются дрес­си­ро­вке за еду. Так что сначала возобновляются ночные оргии под Луной, а затем и все племя присягает «медузе Го­ргоне». Впрочем, все это до тех пор, пока один из потомков «медузы» не возьмет в руки клубок змей и самолично не выловит из моря большую рыбу, которая в мифе о Персее вы­сту­пает в роли «кита».

В том же мифе о Персее реконструирована ситуация жертвоприношения морскому чудищу. Однако речь, скорее всего, идет о том, что после одержанной победы над «сухопутными силами» ос­новная резиденция русалок осталась на островах, поближе к змеям и большим рыбам. При этом все юные особи единого племени должны были покидать сушу для прохождения службы в рядах русалок. Не обошлось без жертв среди тех, кто не имел в генетической памяти умений быстро плавать и обра­щаться со змеями. Однако после воцарения победителя «медузы», эта практика прек­ратилась. Хотя к тому времени волосатых и плохо плавающих женщин уже и не осталось. Суша и море стали общим местообитанием всего племени. Так же как общим стало умение ладить со змеями и крупными пти­цами, рыбачить и охотиться на дру­гих птиц, поедание которых не является табу.

Косвенным доказательством правильности нашей реконструкции может служить особо тре­пет­ное отношение людей к хищным птицам и к крупным длинношеим (змееголовым) водоплавающим. Известно негативное отношение общества к охоте на лебедей. А сами братья-лебеди или же царевны-лебеди являются героями мифов, легенд и сказок. Например, древние греки точно знали, что отцом воспламеняющей страсти Елены был божественный лебедь Зевс, а матерью – водо­плавающая Леда.

Даже гусь, средний по крупности и длине шеи, считается все же праздничным угощением. А праздник – это и есть способ укрепления табу через коллективное переживание нарушения и чувства вины. Психическая программа «праздника» как регулярного, связанного с циклическим движением светил нарушения табу ради ощущения единства и обновления закона, также была приобретена в этот самый День Пятый.

Вообще психическая атмосфера единства, достигнутого к середине Дня Пятого, сильно от­ли­чается в лучшую сторону от полудня Дня Четвертого. В предыдущий раз единство стаи-племени было достигнуто самым жестоким способом, огнем и мечом (в смысле обоюдоострым топориком). Печа­ль­ная судьба мифического Прометея отражает жестокие нравы четвертого этапа антро­по­генеза. Однако в полдень Дня Пятого соотношение сил устрашения между сторонами не столь одно­значно в пользу русалок-змееносиц. Их сухопутные братья тоже агрес­сивны и способны пре­одолевать свой животный страх. Поэтому перевес морской стороны дости­гается, не только за счет «кнута», но и в большой степени за счет «пряника» – постепенного при­учения к новой сытной еде во время ночных оргий.