Заповедник Бессмертных. Осторожно - вымирающий вид!

Тьма Анна

– - После Священного Похода?
– - переспросил Патрик. Сощурился.
– - И тот народ тоже исчез после Похода? И Трёхлетняя Зима -- тоже?

Ангел вдруг остановился. Полуобернулся. Произнёс спокойно:

– - Трёхлетняя Зима началась из-за меня. Об этом я сожалею.

Пошёл дальше.

Братья переглянулись и барон сделал жест "потом поговорим". А баронет вспомнил, что та страшная Зима случилась сто тридцать пять лет назад.

– - Господин Элльри, возможно, вы голодны?
– - догнал

барон Странника.

Элли взглянул на человека сверху вниз. Он возвышался над высоким ним на целую голову.

– - Не откажусь разделить с вами трапезу, барон, -- идеально соблюдая этикет, ответил ангел.
– - Только прошу, поменьше мясной пищи.

– - Как вам будет угодно, -- ответил барон и повернулся к брату: -- Патрик...

– - Уже распорядился, -- отозвался тот.
– - Вскоре накроют на второй веранде.

Элли играл. Играл в человека. Сдерживал слова, готовые слететь с языка. Не первый раз примерял на себя обличие человеческого аристократа. Каждый странник обязан уметь принимать правила чужих игр. Хотя сейчас, после долгой болезни, ему было тяжело...

Вскоре они оказались перед входом в семейную галерею. Длинный коридор с картинами предков на стенах.

– - Не утруждайся объяснением, -- произнёс Элльри прежде, чем барон успел открыть рот.
– - Я знаю, где я. А теперь хочу, чтобы и ты это узнал.

Он ступил в галерею, прошёл мимо первых картин... остановился. Поглядел на портрет пра-пра-пра-прадеда нынешнего барона, Рутерца Благочестивого. Картина изображала статного, черноволосого, чем-то напоминающего самого Рицеля, мужчину.

– - Здравствуй, убийца младенцев и беззащитных девочек, -- гулко разнеслось по галерее.

Что-то изменилось в самом воздухе. Стало трудно дышать. Рицель попятился и упёрся спиной в застывшего изваянием брата.

– - Ты это тоже видишь?..
– - прошептал Патрик.

Портреты оживали. Их лица менялись. Вот прекрасная женщина превращается в грязную патлатую старуху и беззвучно кричит. Красивый, высокий юноша становиться безобразным карликом, чьё лицо кривиться от злости. А Рутерц Благочестивый оказывается наполовину облысевшим, в злобе брызжущим слюной, плешивым уродом с похотливым взглядом масляных глазок.

– - Смотрите, люди, -- разнёсся по коридору голос ангела.
– - Это -- ваши предки.

– - Колдовство...
– - сорвался с губ барона гулкий шёпот.

Тихий, звенящий смех в ответ.

– - Я не владею тем, что вы все называете колдовством... магией... Я лишь умею видеть и показывать истину. Этот похотливый ублюдок прибил копьём к стене Тоури, рукодельницу, только входившую в пору юности, а потом насиловал её до тех пор, пока она не умерла. А следом зарезал в колыбели её исходившего криком младшего брата.
– - Молчание. Долгое и глубокое, как бездонный

колодец. А портреты всё шевелились и корчились...
– - Наши мужчины не держали в руках оружия, а женщины не знали даже дурного слова. Наши дети росли в любви и радости свободы. Но однажды пришли вы. Чума, саранча, свора больных бешенством псов. И уничтожили всё... и всех. Детей-то за что? В чём провинились они? В чём виновата была Туори, вышивавшая странникам новый плащ перед каждым полётом?.. Вы -- проказа на идеальном лице мира. Болезнь. Которую уже не вытравить...

Голос его звучал всё тише с каждым словом. Страннику пришлось привалиться спиной к одной из стен, чтобы устоять на ногах. Сил отчаянно не хватало...

– - Они мерзкие...
– - послышался за спиной голос Патрика. Рицель обернулся, поглядев на брата. Тот смотрел на портреты и лицо его кривилось от отвращения.
– - Риц, наши предки -- мерзкие!
– - он с отчаяньем взглянул на старшего.
– - Риц, мы что, тоже такие?!

Барон огляделся... Его передёрнуло от отвращения. И решительно ответил:

– - Нет! Нет, Рик, мы с тобой -- другие.

Поглядев на брата, баронет медленно успокоился. Бросил взгляд на гостя.

– - Риц, его надо вывести отсюда. Срочно!

Он не проронил ни слова и следовал за своими провожатыми потерявшей волю куклой, пока они не оказались на той самой веранде, где братья предпочитали обедать в хорошую погоду. Бессильный и безвольный, как марионетка, он сел на предусмотрительно выдвинутый для него стул. Рицелю стало сильно не по себе от контраста божества, воплощением которого Последний был до посещения злополучной галереи, и нынешней тряпичой куклы.

– - Человеческая еда, -- начиная оживать, Странник поморщился.
– - Пародия на пищу моего дома.

Но пренебрегать "пародией на пищу" Элли не стал, хотя старался не есть мяса. Он очень давно не ел и даже способность жить, извлекая силу из воздуха, земли и солнечного света не могли восполнить страшнейшую энергопотерю последнего времени.

Странник хмуро отметил в себе язвительное пренебрежение, которое тоже перенял от людей. Всё течёт, всё изменяется, и в мире нет постоянства, но эта язвительность не являлась частью Элли. Наносное...

Ранее полагавшие себя очень воспитанными молодыми людьми, не чуждыми утончённому этикету, братья почувствовали себя деревенскими увальнями за одним столом с королём. Изыскан? Воспитан? Нет, он был совершенен! Такого нельзя добиться никакими уроками этикета. Таким возможно только родиться. И как только Рицель мог подумать о том, чтобы его убить?!

В тот день Элли не смог пойти ещё куда-то, кроме как в свои покои. Силы иссякли так стремительно, что он даже не разделся, заснув на застеленной кровати.