Заповедник для академиков
Шрифт:
Лифт ехал долго.
Андрей встретился взглядом с Фреем, и тот тотчас отвел глаза. Смутился. Или испугался. Сказал, поспешил, не подумал. Сам-то ты кому-то нужен?
Аркадий Юльевич смотрел в дверь лифта и шевелил губами, словно репетировал текст.
Лифт остановился на последнем этаже.
Лестничная площадка была иной, чем вестибюль внизу. Чистота лишь подчеркивала ее бедность. Словно ее пустили в этот дом из милости, а она обещала при возможности покрасить двери, стереть со стен совершенно
Жилица стояла в дверях.
Это была грузная черноглазая пожилая женщина с лежащей на животе объемистой грудью. Одета женщина была в вытертый халат и размалевана от подбородка до волос. Спутанные, некогда завитые оранжевые волосы были седыми у корней.
— Еще пять минут, — сказала она по-шведски надтреснутым басом, — и я бы ушла. Нельзя так опаздывать, товарищи.
Андрей понял филиппику, его познания в шведском позволяли это сделать, но остальные были в недоумении, хотя и почувствовали упрек в голосе и жестах раскрашенной женщины.
Они обернулись к Андрею.
Андрей перевел ее слова, потом сказал женщине:
— Если можно, говорите по-английски.
— Ну вот, — сказала женщина по-английски. — У себя дома я должна говорить на иностранном языке. Неужели вы не смогли добыть приличного переводчика?
Женщина повернулась и пошла в квартиру.
Андрей отступил на шаг, пропуская следом за ней Фрея и Аркадия Юльевича.
В квартире тяжело и дурно пахло — чем-то прогорклым, потом, селедкой, пылью; если в таком аромате пробыть часа два — подохнешь.
Женщина вплыла в комнату.
Там запахи были еще тяжелее, хотя и изменились — кухонные пропали, а парфюмерные стали активнее.
— Рассаживайтесь, — сказала женщина. — Что вас привело ко мне?
Не оборачиваясь, она показала на несколько продавленных кресел, что тесно стояли в комнате, будто ждали покупателя, а сама плюхнулась животом на широченный диван, накрытый разноцветным ковром, который как бы поглотил своими красками и узорами ее халат и огненную прическу. И дама исчезла. Но потом перевернулась на бок и возникла вновь.
Гости рассаживались.
И только тогда дама увидела Фрея.
— Господи, — сказала она. — Как живой!
Она указала трясущимся жирным пальцем на Фрея.
— Вот именно, — сказал по-английски Аркадий Юльевич.
Сказал с облегчением. Будто ждал узнавания и боялся, что оно не состоится.
— Папа меня предупреждал, — сказала дама и с трудом стала поднимать себя с дивана, который был так низок, что Андрей понял — надо помочь пожилой женщине. Но не мог заставить себя притронуться к ней.
Видно, те же чувства владели Фреем и Аркадием Юльевичем. Они также не двинулись с места.
Но помощь женщине пришла из-за тяжелой портьеры,
— Моя дорогая, — сказал он по-английски. — Не придавай значения внешним проявлениям. Нам нужны доказательства.
Он потянул грузную старуху на себя и ловко перевернул ее так, что она прочно уселась на диване.
— Как точно, Серж, — сказала старуха. — Как точно!
Коротким округлым жестом она отправила молодого теннисиста за штору, и он исчез, лишь тяжелый бархат медленно покачивался, напоминая о скрытом за ним человеке.
Рука старухи продолжала движение по воздуху и замерла перед ее носом.
— Ну же, — приказала она. — Ну же!
Толстые пальцы в многочисленных золотых кольцах были живыми и независимыми от женщины существами.
— Владимир Ильич, — сказала женщина томно. — Вот моя рука.
Фрей подчинился приказу, но, хоть от него ждали поцелуя, отважился лишь на то, чтобы ухватить двумя пальцами кончики пальцев старухи.
— Очень рад, — сказал он. — Передай ей, Андрюша, что я здесь выступаю под псевдонимом Иванов.
Андрей перевел, чем смутил даму.
— И здесь ты тоже намерен скрываться? — спросила она.
— Я не хочу афишировать, — ответил Ильич.
— Сколько же тебе теперь лет?
— Это не важно, — сказал Ильич.
— Но ты настоящий?
— Я настоящий.
— И отпечатки пальцев?
— Все проверено, — вмешался в разговор Аркадий Юльевич. — Нет сомнений.
— Не исключено, — раздался голос молодого человека из-за шторы, — что ему пришили пальцы.
— Чьи пальцы? — не понял Андрей.
— Пальцы той мумии, что лежит на вашей Красной площади.
— С ума сойти! — обиделся Фрей. — Да вы посмотрите! Это мои собственные пальцы.
— Мне хотелось бы, чтобы все кончилось благополучно. Если вас поймают на лжи, то в первую очередь погибнет Владимир Ильич. Но и нам не поздоровится. Вы же знаете компанию моего папы. Они быстро раскусывают подделки.
— Разумеется, мадемуазель… фрекен Парвус, — согласился Аркадий Юльевич. — Но нам важно ваше мнение.
— Мое мнение? Оно мало кого интересует. Зато меня интересует, на какой процент я могу рассчитывать.
— Я полагал, что вы пошли на это ради принципов, ради высокой идеи.
— В эту высокую идею не верит никто, кроме двух или трех мастодонтов. Но у них железные сердца. Сердца коммунистов.
Андрей переводил беседу, осознавая, что меньше всех понимает, о чем и о ком речь. Впрочем, его это не должно интересовать — так больше шансов остаться живым и здоровым.