Заповедник
Шрифт:
Мы проснулись на закате и всю ночь бодрствовали в абсолютном мраке, слушая стук колес. Ветер доносил запах гари. Перед рассветом откуда-то долетели голоса. Кто-то кричал, захлебываясь от ужаса — далеко, едва слышно за грохотом поезда. Ван Персек сидел рядом, и по его напряженной спине было видно, что он тоже прислушивается к ночным звукам. Вскоре крики оборвались. Когда небо на востоке налилось горячим светом, поезд начал замедлять ход. Мы соскочили с подножки вагона, метнулись в придорожные холмы. Игрунцы не проявляли себя, и мы решили идти вдоль путей. Над холмами висела дымка. В безмолвии утра только чавкали шаги.
Что-то
— Смотри, рыжий. Это же пирит!
— Ну?
— Да его тут навалом!
Ван Персек присвистнул. Я от удивления остановился на месте. Протянувшиеся до горизонта пологие дюны представляли собой не что иное, как огромную свалку пирита — потускневшего, покрытого окисью. Сколько же он тут лежит? Над горизонтом повисло кровавое блюдечко солнца — и на боках дюн загорелись колючие искры.
— Зачем мы с таким трудом добываем серный колчедан? — ошарашенно пробормотал Ван Персек, — на что игрунцам эти отвалы?
— Слушай, ты взял пожрать что-нибудь?
Он достал большую жестянку, доверху набитую сладким тестом, которое на площади наваливают в общий лоток игрунцы. Запасливый, подумал я — почему-то с раздражением. Мы поели, глядя на малиновый восход. В желтых комках теста попадались круглые полосатые жуки. Они хрустели на зубах.
Через час пути местность изменилась. Горы пирита стали выше и моложе — глыбы породы переливались в солнечных лучах, как настоящее золото. Красиво, сказал Ван Персек и я согласился. Пустой состав прогрохотал мимо нас в обратном направлении. Мы шли тайком — игруны никогда прямо не запрещали путешествовать на поезде в пиритовый рай (а больше в нашей пустыне ехать было некуда), но мы отдавали отчет, что с нами сделают, если поймают здесь. Мы дотопали до конца железной дороги. Здесь, на кругу, поезд сбрасывал груз, разворачивался и уходил назад.
Ван Персек бесстрашно вскарабкался на вершину самого высокого холма и долго всматривался вдаль. Он спустился оттуда очень возбужденным, и потащил меня на восток. Вскоре мы добрались до одинокого холма. На вершине кто-то воткнул большой деревянный крест.
— Это оно, — задыхаясь, воскликнул мой спутник, — упокоение на кладбище дураков! Понимаешь? Серный колчедан, пирит — называют золотом дураков. Упокоение — вот эта могила! Мы нашли его!
Возбуждение передалось и мне. Мы принялись руками раскапывать слежавшуюся породу. Я опасался увидеть обломки дерева и кости — слышал, когда-то людей хоронили не кремируя, в ящиках, но все, что мы нашли — черный пластиковый куб размером с кулак. Он легко раскололся пополам и под ноги спланировал клочок бумаги.
Буквы ужасно корявые, словно выведенные грязной проволокой. Мы не сразу разобрали эту мазню. Должен признаться, при виде этих каракулей у меня по коже побежали мурашки.
ПРОШЕДШИЙ ПУТЕМ КРЕСТА СПАСЕТСЯ.
Ван Персеку тоже было не по себе.
— Это какая-то загадка, — пробормотал он, сверкая умными глазками, — шарада!
— По-моему, бред, — зевнул я.
— Нет, Тинки, напротив… дай-ка подумать.
Солнце было уже высоко, когда мы спустились к шоссе. Я с облегчением скинул рюкзак, извлек из него машину и включил ее. Ван Персек наблюдал за моими манипуляциями, восхищенно сопя над головой. Пластиковый параллелепипед с тихим жужжанием распался на секции, развернулся, подобно
— Садись. Не будем терять времени, Тинки, — сказал Ван Персек.
— С тобой потеряешь, как же.
Мы натянули круглые очки и повязки на лица — защита от песка — и поехали. Электромобильчик несся вперед с деловитым жужжанием, выбрасывая тучи пыли из-под колес. Вокруг расстилалось безбрежное море серого песка, почти ровное, лишь кое-где вздымались темечки барханов. От быстрой езды у меня посвежело на душе.
— Какое безветрие, чуешь, приятель? — перекрикнул я шум мотора, — Если бы не эта тишь, шоссейку давно замело бы песком! Как думаешь, кто ее проложил?
— Игрунов не видно, — пожал плечами сыщик, — наверное, люди.
— Как? И зачем это людям? — поразился я.
— Древние делали много странных вещей.
Ехали долго. Картина вокруг не менялась — прямая линия дороги, да серое песчаное море по сторонам. Небо затянула грязная пенка. Вскоре я уже не мог понять, где находится солнце, а от монотонной езды начал клевать носом и крепче вцепился в руль.
— Как странно! — крикнул я, — почему мы никогда не путешествуем? Игрунам ведь плевать!
— Думаешь, они не охраняют границу?
Я опасливо поглядел на небо.
— А ты как считаешь?
— Не знаю. Есть ли вообще эта граница…
Ван Персек вытряхнул из кармана записку.
— Кто-то ведет нас, Тинк! Полагаю, он ждал того чужака, но чужак пропал, и мы с тобой заняли его место. Хотел бы я знать, что мы найдем в конце пути!
Он принялся всматриваться в горизонт, словно хотел увидеть там разгадку тайны.
— В конце пути, — выдал я неожиданно для себя самого, — мы выясним, что игруны это какие-нибудь уроды с другой планеты, которые нас поработили, а теперь и вовсе решили извести под корень. А может, они из-под земли выбрались. Или из треклятого параллельного мира.
Дефектив (простите, детектив) пожал плечами, вздохнул устало:
— Ну… это и так ясно, Тинк.
Я поперхнулся. Мне казалось странным, что это кому-то кроме меня вообще могло прийти в голову. А ему ясно.
— Не важно, откуда они пришли, — сказал Ван Персек, — наверное, наши прапрадеды знали, да забыли рассказать дедам. Важно, что игруны останутся после нас. Когда-то были динозавры. Потом мамонты. Потом люди. А теперь игруны. После них еще кто-то придет и изменит мир под себя!
— Надо бороться, Ван Персек!
— Как?
— Убивать их! Убивать без жалости!
— Никто не станет убивать игрунов. Все понимают, если их не будет, мы перемрем с голоду!
— Я стану убивать! — засмеялся я.
Перед затуманенным взором всплыло влажное от слез лицо Мари.
— Как? Камнями? — спросил Ван Персек.
— Могу и голыми руками!
Мы снова надолго замолчали. Я помотал головой — в серой дымке мне чудились на горизонте гигантские тени. Мираж. Чертова пустыня. Ван Персек-то как притих! Понятно, одно дело — расследовать убийства с губной гармошкой в зубах, и совсем другое самому на игрунца сходить. Сразу видно, белая кость, интеллигент морковный. Серный колчедан у него, мамонты какие-то. Родители, наверное, грамотные были. Есть такой тип: хлебом не корми, дай буквы в книжке поразглядывать.