Заповедник

Бушков Александр Александрович

— Нет увидеть, — раздался скрипучий голос, — видеть из отсюда… там… видно только скала… односторонний проницаема…

Док оглянулся и увидел Хозяина. Тот сидел в кресле с высокой спинкой, и его огромные и блистающие внутренним огнем глаза смотрели прямо на Дока.

— Сесть… там, — хозяин вытянул длинную руку чуть в сторону от стоящего Дока. Тот оглянулся и успел заметить, как прямо на каменном полу, чуть сбоку от окна, вздулся коричневый бугор, почти мгновенно принявший вид легкого кресла.

— Сидесть! — Док машинально,

наклонившись, потрогал это кресло рукой и сел. Кресло качнулось, задвигалось, как живое, как бы переливаясь и удобно охватывая его тело. Некоторое время они молчали, и Док во все глаза разглядывал Хозяина. Глядя на его маскообразное, абсолютно неподвижное лицо, такую же шею и грудь, Док подумал, что все это — какая-то защита, типа скафандра или… или это хитиновая скорлупа, словно у насекомых? Вот только глаза хозяина, удивительно большие и живые, горели странным — Док сказал бы — добрым светом. Несмотря на их непохожесть на человеческие, они не излучали плохого, они не угрожали.

Вдруг Хозяин резко встал и, как показалось Доку, с досадой бросил:

— Нет, не слышать ты… Ты готов нет, ты готовить… нада, — и подошел к окну. Там он чисто человеческим жестом сложил руки на груди и уставился в окно. На фоне яркого света из окна Хозяин смотрелся как совершенно черный силуэт с четкими контурами. До Дока донесся ставший совсем тихим его голос:

— Как же нет хотеть… устал… — потом он издал непонятный звук, вроде кашля, и уже громко, явно адресуя слова Доку, сказал:

— Мне труд говорить… мы нет речи… ты не понимаешь… мне слов нет… много сказать… нет слов… ты вспомнить из прошлый случай… от него будешь понимать все, — и стал поворачиваться в сторону сидящего Дока. На какое-то мгновение Док увидел его профиль. Острый клювообразный и очень большой нос, вертикально торчащие вверх и в стороны довольно острые выступы, рожки — рожки! — а сзади метался длинный и довольно тонкий хвост. Док еще успел подумать: «Да это же…», но Хозяин повернул голову, и его глаза полыхнули… Док замер, дыхание его прервалось. И еще он успел почувствовать, вспомнить… яркий маленький круг… сверху и надвигающийся мертвенно-зеленый свет, но в этот момент все погасло…

Больше Док ничего не помнил. Ни то, как он в расщелине оказался, ни как его спускали со скалы, ни как он снова очутился в избушке. Ничего! Только к вечеру он осознал себя. Осознал, кто он, осознал свое «я». А немного позже ребята рассказали и об остальном.

И о том, как провели они ночь в пещерке, и как утром к ним явился Хозяин…

— Это именно он сказал нам, что ты… того, — покрутил у виска Текс. — Если бы ты видел себя в тот момент.

— В общем, мы тебя со скалы стягивали добрых два часа, — пояснил Кэп. — Сначала я слетал за концом, а потом мы то на руках, то на веревке, спустили тебя вниз, в пещерку. А когда, устроив тебя, болезного у костерка, отправились с Тексом носилки мастерить, прибежал дедушка.

— А меня тоже прислал

Хозяин, — довольным тенорком пояснил Дед, — он заявился, как только светать начало — я еще во сне почуял его прибытие. Он уже за столиком у печи сидел. Вот он мне все подробно про вас и рассказал: и где вы, и что с вами, и как помочь Доку… Мы с Шариком тут же и побегли к вам.

При этих словах Док встрепенулся:

— Погоди, погоди, дедушка. Как это он подробно тебе рассказал? Он же говорить не может. Вернее, очень плохо говорит, с трудом подбирает отдельные слова.

— Вот-вот, — поддержал Дока Текс. — Он и с нами говорил так, что мы его едва поняли.

Услышав это, Дед засмеялся:

— Так он со мной не говорит, он думает, а я слышу. Только я, как он, не могу, я отвечаю ему словами.

— То есть он общается мыслями? Телепатически? — с удивлением переспросил тогда Док и, помолчав, задумчиво произнес: — Да, да, да, теперь я понимаю, что он и мне там, в Камне, пытался что-то рассказать… без слов…

— … но ты туповат оказался, — радостно заржал Текс.

— Да, я оказался не подготовлен к такому способу общения, — покорно согласился Док.

— Вот Хозяин мне тогда утром и поведал, что и как с тобой делать.

— Правильно, когда мы притащили жерди и увидели, что ты, Деда, сам сидишь у костра, — сказал Кэп, — знаешь, как мы обрадовались…

— …что не придется Дока тащить на руках, а он сам на своих двоих потопает, — улыбаясь, пояснил Текс, — ведь дедушка явно пришел не для того, чтобы носилки тащить.

— И что, я сам шел до избушки? — с удивлением поинтересовался Док.

— Ага, шел он! Как же! Не шел, а полз, словно улитка. Дедушка что-то с тобой сотворил, ты и пошел, хотя оставался все таким же: пускал слюни и улыбался, как блаженный. Даже не понимал, куда ступать, даже комаров не смахивал с лица. Мы тебя и поддерживали под руки, и поворачивали, чтоб ты шел в нужную сторону, и комариков веточками смахивали… Так потихоньку и дошли.

— Черт… ничего не помню, — с досадой произнес Док. — Ничего! И сколько времени мы шли?

— Да часа четыре шли, если не больше, — сказал Кэп. — В избушке тебя уложили на полати, а нас дедушка выгнал. И пока мы варили похлебочку, он тобой и занимался — руками водил над головой, что-то пел, мычал…

— …а когда дедушка мычать кончил, замычал ты, то есть стал говорить. Вот после этого ты и пошел на поправку, — весело прокомментировал Текс.

Примерно на этом закончился рассказ друзей. Правда, вечером, когда он один сидел у костра — ребята намучались за день и ушли спать, — к нему подсел Дед и, чуть помолчав, проронил:

— Мне Хозяин рассказал еще кое-что…

Док вопросительно глянул на Деда. Тот сидел молча, помешивая угольки, и в багряных отблесках пламени небольшого костерка его лицо казалось суровым и каким-то чужим. Затем он оторвался от созерцания огня и нехотя сообщил: