Заповедный мир Митуричей-Хлебниковых
Шрифт:
Бывали шутки и посерьезней, когда дальние соседи жаловались на пропажу цыплят, а садоводы — на пропажу овощей и фруктов. Но мы любили и защищали наших питомцев. Паря высоко в небе, их родичи заметили соплеменников, кружились и звали их гортанными кликами. И наши летели к ним. Гостили долго — и два, и три дня. И вдруг внезапно падали с неба с отчаянными воплями: есть, есть. Несытно, видать, бывало в гостях.
Однажды отец писал на взгорке. Налетел Тилька и схватил из этюдника тюбик охры. И как ни увещевал его отец, он, отлетев на приличное расстояние, расклевал тюбик и охру съел. Что же будет с Тилькой? Как его лечить? А ничего с ним не было. Как ни в чем не бывало.
Но вот к осени (а мы жили
П.В.: «У нас выросли на даче птенцы воронов. Вера окрестила их именами Тиль и Нели. Трогательная детская история этих жизней описана ею абсолютно правдиво в рассказе, посвященном Маю» [307] .
306
Митурич М. П. Воспоминания.
307
Митурич П. В. Вера // В кн.: П. Митурич. Записки сурового реалиста. С. 90.
«…Памятью веков врезалась гора Алчак в море, замыкая Судакскую бухту слева. Зоркими глазами воронов, гнездующих на ее скалах, смотрит она на мир. Много видели старые вороны…» С большой художественной силой и подлинным трагизмом поведала Вера о веселых, радостно-деятельных красивых птицах, так украшавших их судакское лето, об их горестном, таком жестоко-ненужном конце. «Всем было тяжело, как будто умер кто-то из семьи… На перилах, свесившись головой вниз, лежало тело Тиля, освещенное лунным светом…» [Днем я нарисовал его, хотя мне было очень тяжело это сделать, — вставил Май Петрович в рассказ матери, публикуя его — спустя 63 года после того лета в Судаке — в сборнике «Вера Хлебникова. „Что нужно душе…“ Стихи. Проза. Письма».]
Май Митурич. Убитый Тиль. 21/ VIII, 1937. Черный силуэт мертвой птицы с откинутым крылом и поникшей ослепшей головой, огромным черным клювом. Что-то очень человеческое есть в этой фигурке, нарисованной двенадцатилетним мальчиком с истинно митуричевской точностью и верностью глаза.
«…Несколько маховых перьев и дерзко изорванная крепкими клювами повесть о „Тиле Уленшпигеле“ в голубоватом, напоминающем о море переплете, — вот все, что осталось от наших любимцев…» [308]
308
Вера Хлебникова. Тиль и Нели // В кн.: Вера Хлебникова. Что нужно душе… С. 165–186.
Странно-характерное, свойственное настоящим охотникам соединение охотничьего азарта, страстного желания выследить и подстрелить добычу с преданной, нежной любовью к природе и всему живому, способностью переживать как настоящее горе гибель животного — отличает и этого двенадцатилетнего охотника, промышляющего со своим духовым ружьем мелких птиц и оплакивающего как близких друзей убитых воронят, белую крысу, нырка…
П.В.: «И остались столь прекрасные воспоминания о Крыме и содержательные беседы об искусстве, да черты быта дорогих нам брата и сестры.
Зимой мы не работали дома по живописи. Быт, поиски работы и получение
Политическая травля, обвинения в «формализме» губительно сказались на заработках Митурича.
П.В.: «Произошел подрыв нашего скромного бюджета, оставались еще иллюстративные заработки, но и они сокращались. А зимой приходилось думать о лете, о возможности поездки опять на юг.
309
Митурич П. В. Вера // В кн.: П. Митурич. Записки сурового реалиста… С. 90.
Весной [1938 г.] мне удалось получить командировку у Всекхудожника на Кавказ, на родину Сталина, и это спасло положение. Я получил аванс, который сложенный с маленьким накоплением обеспечивал прожиток семьи на Кавказе. По предложению Югановых направляемся в Джубгу. Туда же приезжает Женя Тейс с женой, Милуша Вальднер. Приезжают Коровин и Райская. Так что у нас опять большая компания на пляже и прогулках. Беседы и скромные пиры.
Вера здорова и полна сил. Это первое лето, когда она отдается вся живописи и очень успешно. Тут ею написаны: этюд крыш с морем, большой мотив вечернего моря (писала длительно), акварель „Долмен“ и тот же мотив моря…»
Масляные пейзажи Веры Хлебниковой 1938 года действительно свидетельствуют о зрелом мастерстве живописца, восхищают свободой, цветовой гармонией, красотой фактуры живописи, наложением чистых ясных оттенков краски, мазков, почти не соприкасающихся друг с другом и в то же время слитых в один аккорд, создающих единое целостное впечатление и настроение.
«Кавказ. Взморье», 1938. Композиция, как обычно у Веры в ее пейзажах, очень простая, горизонтальная: на первом плане рыжий плетень и синева высоких листьев с алыми брызгами цветов за ним; дальше кулисами два низких домика справа и слева — коричневато-лиловые, алые; в просвет между ними берег с пестротой лодок и мелких фигурок возле них; дальше сизая холодная громада моря и золотистая теплота неба.
«Светлая Джубга», 1938. Тот же мотив: плетень, деревья и кусты на первом и втором плане, дальше домики, берег и — море до неба. Весь этюд выдержан в розово-серых тонах, очень сближенных, оттененных лишь несколькими штрихами буро-красного в полоске тени под крышей дома, в контуре холмистого берега.
«Джубга. Крыша и море», 1938. Такая же простота, такая же композиционная как бы непритязательность. Дробность переливающихся градаций излюбленной Верой перламутровой гаммы — серебристо-лиловатого, лилово-розового, лиловато-голубого с несколькими более сильными вторжениями мазков алого, лиловато-коричневого, красно-коричневого.
При всей эскизности, живописности этих работ — общее настроение до осязаемости реальное, волнующее и трогающее своей достоверностью, ощущением сопереживания, живого присутствия.
Вера «консультировала работы Тейса, который еще не мог достичь гармонии и мучительно искал, Райскую, которая была в лучшем положении, но тоже еще очень сыра. Корвин вел себя чудачески. Он все лето усердно писал и сделал множество этюдов, но нам не показал. Много беседовал теоретически, но, может быть, из ложного самолюбия решил самостоятельно, без нашей корректуры добиться гармонии. И в конце нашего пребывания там он пригласил нас посмотреть свои труды. Мы отправляемся на его стоянку. Было к вечеру. Он выносит этюды на свет из комнаты. И что же? Манерные мазочки (это поиски абстракции). Темно-коричневые грубые краски, совершенно не найденные на палитре, аляповато намечали форму мотива, который совершенно не запомнился.