Запоздалая оттепель. Кэрны
Шрифт:
— Да честно говорю! Не сам Кузьма, наши старухи все подслушали. Он смолчал. Совестно бабье имя трепать. Пощадил. А мне смешно. Ведь я эту Аньку серьезной женщиной считал. Жалел ее. А она как все…
— Какие это все?
— Ну ладно тебе! Уже отлегло? Ну да все равно не миновать самой на поклон к нему идти. Если еще слушать станет. А то вот женю его на нашей Глафире. Старуха от счастья свихнется, что на ее долю в такие годы мужик достался.
— Я тебе женю! — придавила к столу брата, пригрозив виски ощипать, как курчонку. И перед отъездом вместе с молоком стардому передала для Кузьмы творог и сметану…
Яков
— Забирай свое! Тут как всегда! — кивнул на сумку. А вечером, придя к Кузьме, обронил словно ненароком: — И когда вы помиритесь, два чудака? Эта дуреха мается. Не знает, с какой стороны к тебе подойти, боится, чтоб не прогнал ее матом. И тебе, как вижу, кисло. Была б противна, не то посылку от нее, слушать бы о Шурке не стал. Изучил, узнал тебя. А коли не бурчишь, когда о ней слышишь, значит, не забыл, дорога! И она о тебе всякое слово ловит. Сумку наготове держит. Не забывает заранее собрать. Неспроста все! Хоть и мелочи с виду. Но к чему сами себя терзаете? Ведь время уходит! Либо уж расстались, либо остались бы навсегда! — впервые заговорил Яков откровенно.
— Пойми меня. Не с гонору перед ней не пошел к Шурке, когда ты попросил бидон передать. Ведь она меня выгнала! Испозорила перед зятем, соседями, улицей. Я свой первый урок еще не забыл. Повторять не хочу его. А что, коль повадится выбрасывать как игрушку? Нет, баба! Шалишь! С такой семьи не будет! Из–за пустых брехов зятя такой скандал раздула! Да где ж разум, где уважение к мужику? Нет его? Стало быть, и говорить не об чем! — нахмурился, засопел столяр.
— Ну, коль так, значит, и передам ей, пускай идет в монастырь, как она уже подумывать стала. Не на что ей надеяться, некого ждать. Не состоялась мирская жизнь. Пусть стрижется в монахини до конца дней. Иного нет. А и мне спокойнее.
— Чего? Шурку в монашки? — вспомнилась Кузьме баба, которую ласкал, сгорая от желания.
Столяр знал: Яков ничего не говорит впустую. Да и жизнь в Сибири не прошла бесследно. Может, даже сам посоветовал сестре такой выход, с него станется. А та и послушает, поверит, попробуй потом верни, вырви ее из послушниц!
— Ты что? Офонарел? Сам придумал иль вместе решили? — глянул на Якова зло.
— Ну а что ей остается? Там Богу служить будет. А здесь что ждет ее? Ты посмотри, что вокруг творится… Пусть очистит душу и помыслы, уйдет от одиночества. В монастыре успокоится. Как раз там свободные места есть… Кстати, еще девчонкой, в Сибири, она хотела уйти в монастырь. Вот и сбудется ее мечта. Станет жить в непорочности.
— Ах ты, гад! Чего сам не записался в монахи? Коптишь в стардоме вольно? Чем тебе Шурка помешала? В своем дому живет. Копейки с тебя не просит. Наоборот, все молоко отдает даром. А ты так ее вздумал проучить? Загнать до смерти в монастырь? И ты братом зовешься? Кровинка родная! Хорошенькую долю уготовил сестре!
— Ну а тебе–то что? Ведь обидела, простить не можешь! И мне морока!
— Тебе что за заботы с ней?
— То с семьей у нее не получилось, то с тобой осечка! Завтра чего ждать? Вокруг сплошной разврат и пьянство! А я за нее перед родителями в ответе. Они и мертвые не простят мне, коли она снова поскользнется.
— Отделаться вздумал? С семьей не состоялось? А она была? Со мной оборвалось? Мы сами разберемся! Без подмоги! Краше было б не
— Остынь. Я вам не мешал!
— Еще как! — вспомнилось столяру, как, вернувшись из бани, застал в доме Якова, забравшего Шурку на много дней.
— Не знал… Прости. Но и моей вины не было. Сестра заболела.
— Ты нас тогда разлучил! А теперь и вовсе задумал разбить?
— Я примирить хотел вас много раз!
— Не встревай! Не мешайся! Не лезь в ее жизнь. Свою наладь. Она у тебя и в миру не лучше монашьей. Дай самим определиться. В таком даже родня со своими советами худче врагов напортит! — вспомнился Максим.
— Кузьма! Я не хотел обидеть тебя. И Саньке зла не желаю. Одна она у меня осталась на земле. Не стань меня, ни помочь, ни вступиться за нее некому. А одна — пропадет…
— Да что с тобой случится? — усмехнулся Кузьма.
Яков глянул на него так, что с лица столяра мигом слетела усмешка.
— Я только за эту неделю дважды заново родился. Если я о том молчу, это еще не значит, что живу безоблачно и беззаботно. Ты ни разу не поинтересовался, почему так часто меняются у нас водители, хотя все непьющие люди были, почему у стардома есть охрана… Все неспроста!
— Ну, водилы у нас мало получали, вот и сматывались где зарплата побольше. А охрана, так нынче ее все имеют.
— Просчитался, Кузьма! Не в том суть! Выделили нам гуманитарную помощь, мы поехали за ней. Загрузились полностью. Едем, радуемся. Продуктов полный кузов! А выехали за склады, нас и тормознули. Половину потребовали отдать. И к голове наган. Думаешь, рэкет? Милиция! Я сделал вид, что согласился. А сам по сотовому связался с начальником, чья мать у меня живет в стардоме. Тот своим отбой дал. Отпустили. Но не без мордобоя. Пригрозили на будущее… И водителю перепало. Чтоб не обидно было. Всю неделю в синяках.
— Чего ж смолчал?
— А что б ты сделал? Ментов четверо. Все вооружены и жрать хотят. Решили тряхнуть. Не получилось. Вот и сорвали зло! В другой раз поехали на железную дорогу получать алюминиевый шифер для ремонта крыши. Уже средь бела дня, с другим водителем. И что б ты думал, привязались к нам таможенники. К документам придрались. До вечера мурыжили, а потом потребовали откровенно — дай на лапу! А где взять? Загнали машину на площадку, нас на таможню. Я скандал поднял. И получил. Мало не показалось. На третий день груз отдали. И снова не без угроз. А в стардоме нашу кассу сколько раз хотели обчистить? Со счету сбился! Хорошо, что старики плохо спят. Предупредили. Ворвался я, а мне по голове наганом. Но старики всей гурьбой взяли налет. А меня к утру врачиха откачала. Вот тебе и спокойное место. И неприметная должность. Всякий раз, уезжая от сеструшки, прощаюсь с ней мысленно, не зная, когда увидимся вновь… Да и доведется ли?..
— Все рискуем нынче. Так иль иначе… Но наши тяготы на бабьи плечи взваливать грешно. Совестно. И коли тебя где–то прищемили, на Шурке отрываться совсем негоже. Ты ить брат ей. А чуть прижало — в монастырь ее вздумал сплавить! Навовсе закомандовал. Мало она тебе в детстве виски ощипывала да по заднице шлепала!
— Не заводись, Кузьма. Доведись самому такое, точно так поступил бы!
— А во хрен тебе! Единую в свете сестру в жисть не согнал бы в монастырь.
— Ну что б ты с ней сделал?