Запоздалые истины
Шрифт:
— Мужчины вас засыпят, — сообщил Леденцов.
— Чем засыпят?
— Брачными предложениями, когда узнают про такие пельмени.
— Да есть ли они...
— А вы их налепите побольше.
— Я про мужчин... Есть ли они?
И она долго посмотрела на Петельникова — есть ли они? Он бессловно ответил, закрыв глаза на долгую секунду, — есть.
— В нашем райотделе одни мужики, — сказал Леденцов, накалывая последнюю пельменину.
— Знаете, почему от меня ушел муж? Я во все блюда клала зеленый горошек.
— Неужели вам
— Ребенку нужен.
— Ушел... к женщине? — спросил Петельников, принимая чашку с кофе.
— Теперь мужчины уходят не к женщине, а к своей маме.
— Это был не мужчина... — отозвался Петельников.
Она опустила мягкие руки и тягуче смотрела на него, спрашивая. О чем? Мужчина ли он? Петельников не ответил ни взглядом, ни лицом — об этом не спрашивают, это видят.
— Но и женщин, случается, нет, — заметил Леденцов, берясь за вторую чашку кофе.
— О, женщины есть, — живо отозвалась она, шелохнув белые флоксы.
— Поскольку я, пардон, холостяк, то утверждаю ответственно.
— Вы плохо смотрели...
— Я-то? Все время смотрю. Иду вчера мимо бани. Вдруг впереди меня стройненькая женщина, видимая мною со спины. Белые туфли, голые лодыжки, макси-плащ, платок на голове... Преследую на предмет знакомства. Она вдруг оборачивается ко мне небритой мордой и сиплым басом рубит: «Отстань, я Вася Шустрин. Одежу спьяну в бане потерял, вот меня бабы и приодели до дому дойти...»
Она улыбнулась рассеянно, возвращаясь взглядом к Петельникову, — есть ли женщины? Он улыбнулся, не сомневаясь, — есть, вот она.
— Леденцов, нам пора.
— У нас еще один адресок.
— Уже поздно, проверь его завтра сам.
Они встали. Леденцов проворно вышел в переднюю. Видимо, поднимаясь, Петельников задел штору и открыл часть окна. И даже при свете абажура они увидели луну, вычищенную осенью, — она ярко и далеко стояла над городом.
— Луна безжизненная, пустынная и холодная...
— Да, — согласился Петельников.
— Почему же люди думают о любви, увидев ее?
— Не знаю.
— Потому что она безжизненная, пустынная и холодная.
Инспектор взял ее руку и то ли пожал, то ли погладил.
— Аня, вы хороший человек и еще будете счастливы.
— Нет.
— Почему же?
— У меня гаснет свет и ломаются краны...
— А вы звоните мастеру.
— По какому телефону?
Петельников глубоко вздохнул, застигнутый бессмысленным желанием назвать его, этот номер. Но к чему?.У нее уже был в жизни зеленый горошек. И он сказал весело, отстраняясь от нее, от луны, от этой квартиры:
— Звоните по ноль два.
Из дневника следователя. У Иринки в школе бывают уроки труда, которыми я живо интересуюсь. На этих уроках девочки изучают неожиданные вещи. Например, как облупить яйцо. Как сварить кашу из тыквы. Как постирать носовой платок. Пекут коллективный пирог из коллективных продуктов
— Ну, какие манеры усвоила? — спросил я после первого же урока.
Она подумала и заученно изрекла:
— После съедания пищи тарелку вылизывать нельзя.
Растрепанная хризантема в пластмассовом стакане белела на краю стола. Она была такой крупной, что могла опрокинуть стакан, поэтому Рябинин то и дело поглядывал на нее. Поэтому ли? Хризантему принесла Лида, выпроваживая его поздним вечером из этого кабинета. Теперь ему казалось, что Лида зримо стоит у края стола и безмолвно улыбается.
Рябинин пошелестел бумагами, отгоняя это наваждение...
Версии, ему нужно думать о версиях. Они строятся на фактах при помощи логики. Но следственный опыт подтачивал его ясные мысли — бывало, что успех приходил не на логических путях. Иногда следователю нужно сделать что-то наугад, на авось, наобум; иногда нужно подчиниться своему внутреннему голосу, называемому интуицией. Что же сделать ему? Внутренний голос молчал, заглушенный версиями. Нет, не версиями, а открытием, сделанным в детском саду.
Долгожданный инспектор легко вошел в кабинет и уже своим видом отрешил Рябинина от неповоротливых мыслей.
Коричневые брюки с огненной искрой отглажены так, что поставь их — будут стоять. Тонкий кофейный свитер обтягивает торс с такой любовью, что проступившая мускулатура кажется отлитой из темной меди. Черные волосы чуть сбиты набок, но сбиты крепко, нешелохнуто. Улыбка, открытая всему миру, казалось, шла впереди инспектора — ну да: сначала в кабинете появилась его улыбка, а потом и он вслед. Инспектора бы на обложку «Журнала мод». А мужчине идет быть недоспавшим, недобритым, недозастегнутым...
— Мучают заботы? — спросил Вадим почти игриво.
— Мучают.
— Не люблю людей, у которых заботы пишутся на лбу.
— Зато у тебя, похоже, забот нет.
— Есть одна.
— Какая же?
Сразу о деле они никогда не заговаривали. Инспектор подсел к углу стола, к хризантеме, и спросил, разглядывая ее удивленную растрепанность:
— Почему под безжизненной, пустынной и холодной луной человеку приходит мысль о любви?
Рябинин поправил ослабевшие очки. Инспектор безмятежно понюхал хризантему и разъяснил свой вопрос:
— Почему под холодной луной горячая любовь, а?
— А почему? — спросил Рябинин, не понимая этого разговора.
— Я вот тоже не ответил...
— Кому?
— Той женщине, которая спросила, — улыбнулся Петельников.
— А она не глупа.
— Кто?
— Та женщина, которая спросила.
Рябинин взял из папки анонимку. Инспектор оставил хризантему и глянул на следователя острым, невесть откуда взявшимся взглядом — они принимались за дело.
— Анонимка писана с целью увести нас из города, — сказал Рябинин.