Запредельник
Шрифт:
— Кстати, Мак, — позвала его Шейла, — развитие моей личности завершилось как раз перед началом твоего изучения журнала. Результат немного отличается от ожидаемого, но все равно это безумно интересно. Я подумала, что тебе стоит сказать об этом.
— Рад за тебя, Шейла. Но только не надо слишком очеловечиваться. А то у нас полно проблем.
— Тебя волнует предстоящая встреча, да?
— Возможно, — ответил он.
Он прошел по коридору в лабораторию и взял планы, которые вычертила для него Шейла на построителях кривых. Свернув
Когда он пришел, Светла как раз ставила на стол дымящуюся кастрюлю. Он уселся во главе стола, положив все планы на скамью рядом с собой.
— Что же ты узнал из бортового журнала? — спросила его Светла.
— Давай сначала поедим.
— А я хочу сначала узнать, что убило рашадианца.
— По-моему, я уже сказал, что мы все обсудим после еды. Что у нас в меню сегодня?
Светла с минуту молча смотрела на него, потом пожала плечами и ответила:
— Бефстроганов. Надеюсь, тебе понравится. Это мое собственное изобретение.
Она отвернулась к разделочному столу, и легкий аромат ее тела вскружил ему голову. Это был аромат кедровника. Мать Маккензи, мучаясь от сердечных приступов, часто вспоминала отца, и тогда порой надевала свое свадебное платье и туфли. В те минуты от нее тоже исходил этот легкий запах кедра. Еще он вспомнил, как по-особому резко пахла кожа Светлы в минуты любовных ласк. От этого воспоминания он ощутил ком в горле.
Взяв графин с лимонным соком из раздаточного автомата, она поставила его рядом с кастрюлей и опустилась на вращающийся стул, который достала из-под стола. Сейчас она была похожа на буфетчицу, томящуюся от скуки.
— Послушаем музыку? — предложил Маккензи.
— Звучит неплохо.
— Как насчет Масагоруски? — Он помнил, что она была готова бесконечно слушать записи этой группы, когда они были на Красном Утесе.
— Мне бы хотелось Бакки и Шулера. У тебя есть «Океания»?
— Должна быть. Шейла, включи «Океанию», пока мы будем есть.
— Конечно, Мак, — отозвалась Шейла, — мне только нужно пролистать архив поп-культуры.
Черные глаза Светлы вспыхнули при звуках приторно вежливого голоса Шейлы.
— Ты все время позволяешь своей системе разговаривать? — поинтересовалась она как бы невзначай.
— Да. А что?
— Разве тебе не нужен покой?
— Покой? А зачем? Шейла все равно не может читать мои мысли.
Светла следила за паром, вырывавшимся из-под крышки кастрюли. Губы ее как всегда были недовольно надуты. Казалось, она обдумывала его ответ, но он видел, что ее беспокоило что-то другое.
Примитивная музыка «Океании» наполнила камбуз. Она создавала ненавязчивый фон, и Маккензи поинтересовался, не усилить ли громкость. Укоризненно взглянув ему в глаза, Светла проговорила:
— Не пытайся поменять тему разговора! Давай все-таки выясним все до конца. Твоя система управления достигла зрелости, не так ли?
«Начинается!» — подумал Маккензи. Он глуповато усмехнулся
— А тебе-то что?
— Не прикидывайся идиотом, Маккензи. Ни одной нормальной системе было не под силу разблокировать бортовой журнал «Утопии». Она осуществила синтезирование программ, что является практически невозможным, и чуть не разрушила мой компьютер. Я снова спрашиваю тебя: перешагнула ли твоя система порог зрелости?
— Думаю, да. И что дальше?
Светла раздраженно всплеснула руками:
— Ты сошел с ума!
— Это случилось, как раз когда мы нашли «Утопию». У меня не было времени как следует подумать…
— Осел! — перебила она. — Разве ты не читал психокибернетические доклады об этом явлении?
— Конечно, читал, — солгал он. — Это подразумевается самим процессом развития, я имею в виду достижение зрелости. Система не может закончить его, не спросив разрешения пилота. Существует специальная программа диагностики на этот случай.
Светла осуждающе покачала головой.
— И несмотря на все это, ты позволил ей развиваться? Ты, наверное, рехнулся, Маккензи. Если бы ты на самом деле читал доклады, ты наверняка остановил бы процесс.
Маккензи решил ответить ей прямо.
— Я считаю, что это неэтично.
— Ты, очевидно, шутишь. При чем здесь, что такое хорошо и что такое плохо? Командная система корабля осуществляет контроль за функционированием всех систем корабля, и ничего сверх этого!
— А по-моему, разум, пусть и кибернетический, имеет такое же право на развитие, как и любое другое чувствующее существо.
— Чувствующее существо! Ты говоришь так, будто твоя система является биологически активной формой жизни. А это всего лишь машина, Маккензи, и ее делают зубилом и молотком.
— Может, ты права, Светла, а может, и нет. Шейла — это фотоэлектронная нервная система корабля. У нее металлическое тело и сложное подобие мозгов. Наверное, не так уж и важно, живы ли ее члены или нет в нашем понимании этого слова. — Он сердито взглянул на нее. — И если ты действительно веришь в то, чему учат неомарксисты на вашей планете, тебе придется согласиться со мной. Они ведь людей считают машинами, разве не так? Нет! Я не знаю, что такое Шейла на самом деле и какие у нее есть права, но не хочу чувствовать себя виновным в том, что не дал ей достичь высшей ступени развития.
Светла отвела глаза, вновь устремив их на кастрюльку. Она уже остывала. Сняв крышку, Светла положила себе немного, затем наполнила его тарелку и поставила перед ним. Покончив с этим, она снова взглянула на него.
— Ты романтик, Маккензи. Тобой движут буржуазные фантазии. Ты говоришь о правах, которых на самом деле нет, но не можешь признать очевидного. Но и это еще не все. — Секунду поколебавшись, она продолжила, но что-то заставило измениться выражение ее глаз, а голос звучал мягче и сердечнее: — А что ты будешь делать, когда вас обоих спишут? Как ты справишься с этим?