Запрещенная реальность. Том 1
Шрифт:
— Камаэ-тэ, — сдавленным голосом проговорил он, предупреждая напарника. По терминологии кэмпо «камаэ-тэ» означало — «займи боевую позицию».
Матвей хотел остановить контрразведчика, но не успел: с криком «Чи мэй!» Василий бросился на Ибрагимова.
Хасан вряд ли знал термины восточных единоборств, но реакция его была молниеносной, и, когда Василий уже доставал его в прыжке, он выстрелил ему в грудь. Пуля с экспрессивной головкой вошла точно в середину грудной кости и развернулась там лепестками уже внутри тела, отбросив Василия к стене коридора. Он еще падал, а Хасан уже стрелял в не
Матвей действовал быстро, как только мог.
Осмотрел Кристину — пуля попала ей в плечо, забрал у Ибрагимова оба пистолета, втащил Василия и Кристину в лифт, так и оставшийся открытым после выхода Хасана, нажал светящуюся пластинку с буквами «ПГ», а когда лифт спустился в подвал, перенес не подающих признаков жизни друзей к другому лифту, ведущему к метро.
Двух охранников подземного гаража он нейтрализовал походя: одного — броском карандаша в глаз, второго — баночкой с клеем в горло; воспользоваться пистолетами ему не пришло в голову. Жизнь охранников его не заботила, он спасал дорогих ему людей и держался на инстинктах да на обострившихся до предела чувствах.
Бункер технического управления он просто расстрелял, вспомнив наконец, что у него есть оружие. Вернее, расстрелял всю его аппаратуру, а смену техников связал спиной к спине с помощью ремней, зная такие приемы искусства связывания, которыми владели только ниндзя. Пост охраны у клети лифта он перехитрил, скомандовав из бункера «прибыть для инструктажа» и отключив болванов по-русски — от души ударами в лоб и в переносицу.
К счастью, торпеда мотор-вагона оказалась у станции, видимо, ее обнаружили и привели на стоянку, собираясь воспользоваться или отправить обратно. Но не отправили.
Матвей на одном дыхании затащил в вагон раненых и принялся за сеансы энергопереноса, на сей раз контактные, многодиапазонные и длительные — по пять-шесть минут каждый. Когда закончил, был мокрый как мышь и слабый как мышь, зато вывел обоих из шока, вынул пули из тел, остановил кровь и заставил работать сердце и легкие. Василий очнулся через минуту, глянул на бледного до прозрачной синевы Матвея, попытался улыбнуться:
— Не повезло… где мы? И где этот… киллер?
— На… вер… ху, — выговорил Матвей в три приема.
— Ты его?..
— Не знаю.
— Живучий, сволочь… значит, у нас хикивакэ? [72] А как Крис?
Матвей перевел взгляд на Кристину, которая дышала тяжело, со стонами, но дышала.
— Ее надо к хирургу, задета артерия… довезешь?
Василий пошевелился, скривился от боли, глянул на свою окровавленную грудь:
— О черт! Это же точка смерти! Я был уже на том свете! Как ты меня оттуда вытащил?
— Жить будешь, но недолго, лет пятьдесят. Тебе тоже нужна операция, я не смог зашить все сосуды.
72
ничья (яп.).
— Считай, я твой
Матвей передал контрразведчику оба пистолета, две обоймы, еще раз осмотрел Кристину, пробормотал:
— Я злодея погубил, я тебя освободил, а теперь, краса-девица, на тебе хочу жениться… поезжайте, я задержусь. У меня с ними свои счеты.
— А стоит ли?
— Может быть, и нет.
Они обнялись.
Матвей поцеловал Кристину и полез из вагона, пошатываясь от слабости, стараясь, чтобы этого не заметил Василий.
Зашумел мотор, торпеда ушла, гул втянулся в стены тоннеля, и наступила удивительная тишина.
ЗАПРЕЩЕННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
Премьер-министр смотрел по видаку «крутой» американский боевик, когда позвонил Галкин. По его тону было ясно, что министр обороны если и не в панике, то сильно взволнован.
— Ты один?
— Нас двое: я и телевизор, — пошутил Краснорыжин, внезапно покрываясь холодным потом, хотя в спальне было прохладно из-за работающего кондиционера. — Кручу боевик, пью пиво и жду роскошную женщину. Надеюсь, ты позвонил от скуки?
— Если бы, — нервно проговорил Николай Николаевич. — По моим сведениям, вокруг дачи Генриха крутятся «чистильщики».
— Ну и что?
— Как это «ну и что»?! Забыл? Генрих сегодня собрал у себя всех клиентов для демонстрации спецору…
— Тише!
— …оружия, — докончил Галкин. — Чего тише? Скремблер не включен, что ли? Кроме того, поступил сигнал, что и ФСК, и угро получили странные сообщения о проводимом на даче мероприятии, так что не исключено, что через час туда примчатся группы быстрого реагирования.
— Ты думаешь, «чистильщики»… и остальные… знают о переговорах наверняка?
— Я не думаю, почти уверен. Что делать?
Краснорыжин покрылся гусиной кожей, потом снова вспотел, дотянулся, до бутылки боржоми и выдул ее в один присест.
— Пошли туда полк «Оборотней» или «Драконов» [73] и разнеси дачу в пух и прах!
— С ума сошел?! Я мгновенно лишусь погон и должности!
— А так лишишься головы, мон шер, если «чистильщики» раскрутят всю историю с оружием! Дай приказ заму, а потом свалишь на него и на командира полка вертолетчиков. Учить тебя, что ли, как это делается?
73
«Оборотни», «Драконы» — боевые вертолеты.
Галкин шумно выдохнул в микрофон, с минуту тяжело сопел и выключил связь. Михаил Сергеевич потряс трубку, подул в нее, и ему показалось, что из динамика вдруг выглянул некто бесформенный, как облако, но непередаваемо страшный и опасный.
Тревога началась в девятнадцать ноль-пять, и Ельшин был вынужден прервать переговоры, успокоив встревоженных клиентов:
— Не волнуйтесь, господа, у меня вы — как у Христа за пазухой, сейчас разберусь, в чем дело, и вернусь. А вы пока подписывайте контракты.