Запрещенная реальность. Том 1
Шрифт:
— Чего вы ждете? — хрипло спросил Матвей. — Кот решил поиграть с мышью?
— К сожалению, ты не мышь, ганфайтер. Да и я не кот — не те масштабы. Просто у тебя есть шанс стать кем-то большим, чем волкодав-перехватчик.
На мгновение глаза Ельшина засветились, как тлеющие угли, темная сила сжала голову Матвея, стены комнаты пошли рябью, будто вода под ветром, сдержанный гул ушел в пол, стек по стенам в фундамент, качнул здание дачи.
Матвей пристально глянул в эти страшные глаза и смотрел в них, пока красное сияние не погасло, хотя сам почти ничего не видел из-за набежавших слез.
— И
— Почему бы и нет?
Матвей покачал головой, расслабился, еще раз качнул головой, словно отвечая самому себе, бросил автомат под ноги Ельшину.
— Вряд ли меня можно назвать свободным от меркантильных расчетов, но друзей своих я все же не предаю. Говоря словами д’Артаньяна, обо мне плохо подумали бы там и плохо приняли бы здесь. У нас разные понятия о добре и зле.
— О добре и зле тебе судить еще рано. Да и кто ты такой, собственно, чтобы судить? Один из баранов стада, которое гордо называет себя человечеством.
— Почему же это человечество — стадо?
— Потому что люди — слабые существа, которые сбиваются для защиты в стада и требуют, чтобы ими управлял не закон, а пастух. Хочешь быть пастухом?
— Не хочу. Уж не ты ли… этот пастух?
— Все не так просто, мой милый, как ты себе представляешь, начитавшись книг. Ты вон даже с собой разобраться не можешь, а уже пытаешься навязать миру свое мнение. Оглянись на путь свой. Неужели не видишь, что все, кто начинает контактировать с тобой, плохо кончают? По вашим земным законам, конечно. Но ведь и судишь ты по земным, человеческим меркам? Ивакин и Дикой погибли. Илья Муромец — убит. Старушка эта, Мария Денисовна, умерла. Кристина потеряла полжизни, и неизвестно, что будет с ней дальше. Список можно продолжать вверх и вниз по времени, в будущее и в прошлое, но стоит ли?
— Что ты… что вы хотите сказать?
— Да ничего особенного. Ты не человек, Матвей Соболев, хотя и рожден людьми. И путь твой — не среди людей и не с Тарасом Горшиным, который стал отступником ради глупой и смешной традиции — мести, не сумев подавить эмоции. В результате Внутренний Круг для него оказался закрыт, его отвергли Хранители и не приняли иерархи. Но речь не о нем — о тебе. Чем дольше ты будешь жить среди людей, подчиняясь их законам, но сообразуясь со своими понятиями о мироздании, тем больше причинишь несчастий и страданий. А ведь ты этого не хочешь?
Матвей ответил не сразу, сбитый с толку миролюбивым и даже участливым тоном Конкере.
— Я не хочу быть ни бараном, ни пастухом…
— Пастухом хочет быть каждый, — усмехнулся «Ельшин».
— Я не каждый. Да, я живу среди людей, из которых многие мне просто несимпатичны, а иные, по моему мнению, и вовсе не должны жить. И уж совсем мало тех, буквально единицы, кого я уважаю и люблю. И вот ради них я никогда не приму сторону того, кто причинил им зло. Какие бы высокие цели он ни преследовал.
— Зло не бывает абсолютным, мой милый, оно всегда относительно, и стоит лишь посмотреть на него с другой стороны…
— Да плевать я хотел на ваши оценки, генерал… или кто ты там! Одно мне непонятно: почему иерархи мирятся с твоим существованием? Или даже в тех реальностях, где они являются равными среди равных, закон допускает двоякое понимание истины? То есть
— Конечно, нет. — «Ельшин» выглянул в окно. — Но борьба есть и там, вернее, не борьба — игра законов. Судьбы личностей в этой игре не имеют особого значения. Что ж, ты выбрал тупик, больше нам не о чем говорить. Вряд ли мы встретимся в какой-нибудь из будущих жизней. Но прежде чем расстаться, я покажу силу, от которой ты отказался. Мой друг, — «Ельшин» тонко улыбнулся, — министр обороны Галкин, дабы перестраховаться, от испуга выслал сюда звено «Черных акул» и звено «Оборотней». Знаешь, о чем речь?
— Волки от испуга скушали друг друга… — Матвей кивнул. — Он что же, собирается высадить десант?
«Черными акулами» называли новейшие военные вертолеты, равных которым не было ни в одной армии мира. Ракетный залп одного такого вертолета мог уничтожить город с населением в сто тысяч! А каждый «Оборотень» мог нести в своем чреве до батальона десантников.
— Вот они, над лесом, заходят для атаки.
Матвей подошел к окну и в самом деле разглядел около двух десятков низколетящих металлических стрекоз. Одна из них пыхнула дымком, и во дворе вырос веер огня, дыма и земли. Вертолеты начинали обстрел.
В то же мгновение Матвей пережил еще один внутренний пси-удар и временно оглох, перестал слышать какие-либо звуки.
«Ельшин» причудливым образом превратился в «букет» из полупрозрачных человеческих фигур, увеличился в объеме, заполнив собой чуть ли не всю спальню, одной из множества рук продавил окно, так что оно застыло в форме прозрачного кратера. Воздух в комнате загустел, завибрировал, задрожали стены, пол, дрожь вошла в ноги, передалась позвоночнику, достигла головы, и Матвей с ужасом увидел, как из распухшего тела «Ельшина» вылетел призрак, похожий на динозавра, устремился в окно и метнулся к вертолетам. Второй залп они дать не успели.
Матвею не нужно было напрягать зрение, чтобы разглядеть, что творится в радиусе двух-трех километров от дачи. Если у него что и осталось от паранорма на данный момент, так это способность видеть в более широком диапазоне спектра. Драму в воздухе он рассмотрел до мельчайших подробностей, стоя за спиной Ельшина-«монарха» в полной прострации.
Огромные пятнистые машины с четырьмя подвесками НУРС под короткими крыльями и четырьмя управляемыми ракетами типа «воздух — земля» вдруг стали зыбиться, плыть, деформироваться, превращаться в зловещие черные сосульки, опали на землю редкими каплями странного и страшного дождя! В три секунды от двух десятков боевых винтокрылых аппаратов остались быстро испаряющиеся на земле черные кляксы. Ни одному человеку из экипажей «Акул» и десанта «Оборотней» спастись, конечно, не удалось.
— Ну вот и все, — обернулся «Ельшин» на слабый возглас Соболева. — Не передумал, ганфайтер? Э-э, какой ты впечатлительный. Ну, не передумал, тогда прощай.
Матвей не ответил, все еще находясь под впечатлением происшедшего.
Только что на его глазах были уничтожены ни в чем не повинные люди, солдаты, молодые ребята, которым едва исполнилось девятнадцать-двадцать лет. Вряд ли они знали, куда и зачем летят, за кого и против кого их послали воевать, но ни один не заслужил такой смерти!