Запрет на любовь
Шрифт:
Не выдерживаю, ныряю ладонью ей под платье, отодвигаю в сторону резинку трусиков, провожу по промежности. Гладкая, мокрая, готовая. Для меня.
– Ты очень горячая сегодня, малышка.
Она и правда горячая. То ли от температуры, то ли от возбуждения. Кипит вся, горит просто в моих руках.
– Да… да, горячо! Мне так хорошо, Владимир!
Оля аж дрожит, губы прикусывает, трогает меня за плечи, тянется к шее, к губам. Целует жадно, как-то даже слишком, если вспомнить, какой эта змейка была в прошлый раз.
– Все нормально?
Присматриваюсь. У меня уже колом стоит, а эта пигалица развалилась на кровати и уже тянется к моему ремню. Голодная самка, меня уже самого нехило трясет от возбуждения.
– Мне хорошо! И ярко. И жарко! Владимир, какие у тебя большие руки. Какой ты весь большой! – щебечет, но вот тут уже меня что-то напрягает, потому как Оля мурчит, а после кусает мою руку и тут же зализывает. Трется об меня и смеется. Сама себе. Сама над собой, мать ее.
Олька стонет и хохочет, дает к себе прикасаться, тогда как в прошлый раз тряслась от одного только моего вида. Так не бывает и точно не здесь.
– Стоп. Да подожди! Оля, ну-ка, посмотри на меня.
Быстро перехватываю ее мордашку, включаю свет. Твою ж мать, а! У Оли зрачки по пять копеек, бледная кожа с испариной и раскрасневшиеся губы. И она не реагирует на меня, точнее, она бы сейчас и на дерево точно так же реагировала. С ахами и стонами.
И она вся как пластилиновая сейчас, что хочешь с ней делай. Хоть трахай, хоть лупи – ей тупо по фигу, все ей нравится, все в кайф! Блядь, Оля же чем-то накачана. Она не в себе, вообще не в адеквате.
– Что тебе дали?
– Не надо грубо… или ты хочешь? Что ты хочешь, мой бородатый зверь?
Лезет ко мне, а я бешусь уже. Меня за идиота тут держат или как?!
Проверяю ее локти, но следов уколов нет, но Оля точно под чем-то. Никакая, блядь, просто куколка для забавы. Она бы так же радовалась, будь тут толпа мужиков, ей тупо без разницы.– Да не брыкайся! Покажи руки, так, быстро показала руки!
– Оля, глаза на меня, на меня! Что тебе скормили, что ты пила? Отвечай!
Фиксирую ее, ловлю нефритовые глазки. Такие блестящие сейчас. От наркоты, а не от возбуждения.
– Я пила чай с мамкой. Вку-усный такой! На травках, и я теперь ни-ичего не боюсь! Иди сюда! Владимир, потрогай меня. Ну же, вот она я, бери меня всю!
И ржет, глаза закатывает, мурчит. Отпускаю ее от греха. Поднимаюсь с кровати. Вот это ночь. Пиздец просто отдохнул. Второй раз притом так лохануться!
Обхватываю голову руками. Ни хрена не выйдет так, потрахался, мать их, на славу.
Злость берет верх, так и хочется пойти и открутить Анфисе голову, вот только понимаю, что могу подставить этим Олю. Я пока не понимаю, какого ляда здесь творится, но так никто не делает. Девочки здесь добровольно работают, никто никого наркотой специально не накачивает, в этом просто нет необходимости.
Оля не хотела идти ко мне? Настолько, блядь, сильно, что ее чем-то напоили для храбрости? Она сказала, что ей дали чай, чтоб
– Посмотри на меня, Владимир! Я тебе нравлюсь?
Оборачиваюсь и вижу, что эта фурия уже слезла с кровати и стащила свое платье, сняла лифчик.
Сглатываю, когда ее голую грудь замечаю. Как и думал, небольшая, но плотная, с красивыми персиковыми сосками. Длинные темные волосы оттеняют молочную кожу. Милая мордашка, немного потерянные сейчас, но все же красивые зеленые глаза. Она и правда как живая кукла.
На тонкой талии у пупка крошечная родинка, красивые ножки, маленькие ступни. Оля раскраснелась, яркий румянец выступил у нее на щеках, и она совсем без стыда на меня смотрит, глупо улыбается. Она не пьяная, но едва стоит на ногах.
Девчонку сильно шатает, легкая добыча, такую вообще уламывать не надо, готовая на все сама. Бери и трахай сейчас, еби до умопомрачения, она даже возражать не будет, вот только так с ней я не хочу.
– Нравишься. Красивая ты, Оль. Очень.
– Хочешь, станцую для тебя?
– Хочу.
Ладно, хотя бы так, вот только Оля танцевать даже не в состоянии. Ее сильно шатает, и я едва успеваю ее подхватить.
– Эй, ты что…
– Потом дотанцуешь. Иди сюда.
Подхватываю девчонку на руки и укладываю в постель, отодвинув покрывало. Олька не упирается, наоборот, лезет обниматься, целует меня в шею, в губы, вот только это не она сама хочет, а наркотик, ударивший ей в голову.
– Ты мой, мой, мой… ох, какой ты красивый! Владимир, люби меня сильно-сильно! – мяукает что-то тихо, цепляется, лезет, вот только мне так не интересно. Мигом загасился весь азарт, а трахать девку, доверху накачанную транквилизаторами или еще какой хренью, просто не вставляет.
– Ты не в себе. Все, хорош. Давай на боковую, закрывай глаза.
– Не-ет, я хочу с тобой! – протестует, лезет на руки и, что хуже, снова лезет мне в штаны.
– Ладно, хорошо! Только успокойся уже. Руки убери. Спи давай.
Ложусь с ней, тогда как Оля котенком укладывается на меня и засыпает голая поперек моего торса.
Благо трусы она не стащила, хотя и так всю ее разглядел. Член колом стоит, и в горле пересохло, а эта пигалица уже спит! Ее вырубает просто за секунду, но есть еще кое-что, что я замечаю: у Оли на правом боку пара бугорков.
Так бывает, когда ломают ребра, а после они срастаются сами, без нормального лечения. На другом боку и правом запястье у нее на коже следы ожогов. Когда тушишь бычок о кожу, такие же следы остаются.
Глава 10
Я прихожу в себя оттого, что мне жарко. Кто-то меня согревает, я чувствую его руку на своей голой спине. Уже утро, светло, за окном моросит дождь, но я не одна в постели.
Распахиваю глаза и громко вскрикиваю, когда понимаю, что я лежу голая на мужике! На нем, на Владимире!