Запрет на студентку
Шрифт:
– Закроешь сама? – идет Лена к своему столу, скрипя кедами по линолеуму.
В лаборатории универа нас осталось двое, потому что ни у нее, ни у меня, белки так и не приобрели те свойства, которые позволили бы нам обеим получить через две недели зачет.
– Угу… – отвечаю, продолжая бессмысленно пялиться в окно.
– Люба!
Подскакиваю на стуле, обернувшись.
– Я говорю «ушла», – закатывает Лена глаза.
– Пока, – вздыхаю, вытягивая перед собой ногу и поправляя черные толстые колготки.
Возвращаться
Глава 8
Люба
– Из-вини-те… – вваливается в автобус пожилой мужчина с елкой и маленьким мальчиком в зеленом комбинезоне.
Жмусь к поручню, закрываясь рукой от колючих веток, которые лезут прямо в лицо. Моя спортивная сумка съезжает с плеча.
– Алеша, – выдыхает мужчина. – Проходи, давай-давай…
Карапуз карабкается на верхнюю ступеньку и, плюнув на елку, хватаю его за капюшон до того, как он, не дай Бог, оттуда упадет!
Иголки царапают щеку.
Жмурюсь, пища:
– О-о-й…
– Да что ж такое! – восклицает мужчина.
– Да помогите ему, молодежь! – женский голос за спиной. – Чего смотрите!
Через секунду мне становится легче дышать, и я кажется сохранила свои глаза целыми и невредимыми. Два промоутера-снеговика в белых ватных костюмах пристраивают елку у противоположной стены, и двери с шипением закрываются.
Отряхиваю грудь и поправляю шапку, глядя вниз на маленького Алешу. Он хлопает глазами, осматривая мою белую лохматую шубу из искусственного меха, и спрашивает:
– Снегуочка?
– Угу… – рассматриваю его румяные детские щеки.
Я мечтаю о своем Алеше. В последнее время это стало какой-то навязчивой идеей. Так хочется прижать к себе что-то вот такое же – маленькое и родное. Но эти мысли постоянно омрачает другая – я и о себе-то толком позаботиться не могу. Я бы никогда не призналась, но если бы не Глеб, я бы наверное пропала. У меня нет “зубов”. Так мой брат говорит. Почему-то он предпочитает вытаскивать наружу только мои отрицательные качества, вроде “ты наивная, капец” или “просто научись прогибать людей. Пока не попробуешь один раз, не поймешь, как это работает”.
Я не знаю, откуда у людей берутся те самые “зубы”. В детстве мне никто не посчитал нужным о них рассказать, а без них, судя по всему, в этой жизни далеко не уедешь, и если бы я хоть одному своему знакомому рассказала о своих “материнских” фантазиях, они бы покрутили пальцем у виска. При чем не у своего, а прямо у моего.
Просто в моей голове фантики и бантики. Так мой брат считает, и здесь я с ним согласна.
– Спасибо… – отодвигает мужчина норковую шапку и промакивает лоб квадратиком носового платка. – Поблагодари девушку, – обращается он к мальчику.
– Спасибо, – звонко объявляет тот.
Дотянувшись до кнопки, щелкаю по ней пальцами,
– Да? – отвечаю, стянув с руки розовую варежку.
– Я не понял, – с претензией заявляет Глеб. – Почему подробности твоих субботних похождений я узнаю из телека?
– Это была не я, – закатываю глаза.
В том ролике обо мне информации кот наплакал, но я все равно понятия не имею, где они ее нашли. Видимо, в наше время найти человека – это никакая не проблема.
– Ну-ну, – тянет он. – “Девятнадцатилетняя студентка Любовь Стрельцова”, – цитирует сухо. – Собирался заняться твоим собачником, а там уже оказывается и дело заведено. Твой друг мэр подсуетился.
– Дело? – останавливаюсь посреди тротуара, игнорируя последнее замечание.
– Да, Люба, – вздыхает он. – Об уголовном правонарушении, повлекшем причинение вреда здоровью.
– И что ему будет? – тараторю я. – Я же здорова!
– Здорова?
Он снова цитирует, только на этот раз медицинское заключение, которое понятия не имею как к нему вообще попало:
– “Повреждения длинной малоберцовой мышцы без повреждения сухожилий…”
– Вдруг он не виноват? – перебиваю я.
– А это уже суд решит.
Вздохнув, иду по тротуару, разгоняя рукой снежинки перед носом.
– Я не хочу чтобы из-за меня кого-то посадили на десять лет.
– Ну ты загнула. На десять лет я бы его сам посадил, если бы ты, блин, Новый год в бальничке встречала! Покалеченная! А так он штрафом отделается, и таким, которым можно подтереться.
– Давай забудем, а? – прошу его жалобно.
Меня и так кошмары мучают. Я в жизни такого страха не испытывала. Я вообще думала… что умру в том чертовом парке. Даже свет боюсь на ночь выключать. Это какие-то… приступы паники, от которых не знаю как избавиться. Для этого о них нужно кому-то рассказать, а я не знаю кому.
– А сейчас ты где? – вкрадчиво требует он. – Я сказал после учебы домой, или ты решила на новый заход сгонять?
– Что мне теперь из дома не выйти?
– Вот не знаю, – издевается он. – Есть у меня одно решение нашей проблемы.
– Какое? – спрашиваю с подозрением.
– Кхм… – откашливается, и мое подозрение усиливается. – Потом поговорим. Мне работу работать надо. Через два часа могу тебя забрать, если нет, возьми такси.
Кладет трубку, заставляя меня напрягать лоб, а это провоцирует морщины.
Когда мой брат что-то “придумывает”, это часто бывает каким-то дерьмом, которое мне не понравится. В лето перед первым курсом универа он отправил меня в один труханутый лагерь для девочек на полтора месяца, чтобы я не болталась дома одна и без дела. Я не имею понятия где он откопал тот лагерь, но я потребовала забрать себя оттуда через две недели, и он забрал. Если бы не забрал, я бы вернулась домой пешком!