Запретная стена
Шрифт:
Да, все единодушно признавали, что Гун хороший дозорный. Этот могучий, хоть и немолодой мужчина, не задумываясь, жертвовал своими силами и здоровьем для общего блага. Его орлиный взгляд ясно видел с вершины башни все то, что ускользало от внимания остальных горожан.
Однажды утром, когда юноша, по обыкновению, был занят приготовлением успокаивающих компрессов, Гун вдруг обратился к нему.
— Нат, — прошептал он, — ты знаешь, мои глаза начинают меня тревожить. Болотный газ разъедает мне сетчатку, как кислотой. Иногда, проснувшись, я целый час не могу увидеть ничего, кроме густого тумана и колышущихся теней. Поначалу я не решался заговорить с тобой об этом, но теперь мне нужна твоя помощь. Если я потеряю зрение, люди нас выгонят. Я не хочу, чтобы об этом пошли слухи… В моем возрасте мне вовсе не хочется
Нат не колебался ни минуты. Он знал, какое невыносимое раздражение могут вызывать испарения болотного ила, его отец много раз страдал от него во время своей службы на башне.
— Я сделаю все, что смогу, Гун, — сказал он, — вот только, увы, нам не хватает лечебных трав. Они больше не растут на холме с тех пор, как ящеры загадили всю землю и она стала бесплодной.
Дозорный остановил его взмахом руки.
— Я говорю не о настойках. Я в них не верю, в эти старушечьи микстуры. У меня к тебе другое предложение. На равнине, к северу от деревушки Ган-Таар, есть хижина, стоящая на гребне волны. Это было одно из моих пристанищ в те времена, когда я охотился. Дорога до нее и обратно составит один дневной переход. Не мог бы ты сходить туда и принести мне оттуда мой морской бинокль? Он хранится в сундуке, ключ я тебе дам. С этим биноклем я смогу куда лучше справляться с туманом.
Нат нахмурился:
— Но кто будет делать объявления, пока меня не будет?
Гун жестом отбросил его возражения:
— Я внимательно изучил небо, в ближайшие сутки никаких изменений не предвидится. Опасаться нечего — ни облаков, ни осадков. Небо чистое, и все следующие сутки таким и останется. Тебе нечего бояться.
— Хорошо, я схожу, — кивнул Нат.
— Спасибо тебе, — отозвался Гун. — Ты ведь знаешь, наши судьбы связаны. Если горожане решат, что мы не справляемся со своими обязанностями, они нас выгонят… а толпа на улицах, возможно, побьет нас камнями. В Сольтерре полно негодяев, которые только и мечтают от нас избавиться, чтобы провести новую жеребьевку, где они снова смогут попытать счастья. Наше положение не дает покоя завистникам, а потому оно шатко и ненадежно. При малейшей оплошности нас поспешат сбросить с пьедестала.
Весь следующий час Нат провел, отыскивая на карте местонахождение охотничьей хижины Гуна и заворачивая в промасленную бумагу припасы в дорогу. Трижды он выходил на порог, пытаясь высмотреть в лабиринте улиц фигурку Сигрид, но напрасно: девушка словно куда-то испарилась.
«Может, она снова отправилась с отцом воровать землю на окрестных островах?» — подумал он, и это предположение сильно его встревожило. Он знал, что ожидает тех, кто крадет чужой чернозем. Если Сигрид поймают, ее изнасилуют все мужчины клана, а потом посадят на заостренный кол. Только через несколько часов добродушные деревенские ребятишки повиснут у нее на лодыжках, чтобы прекратить ее агонию.
Нат уложил в дорожный мешок кусок вяленой рыбы, несколько лепешек из водорослевой муки, сухую тыкву-горлянку с печеными овощами, привязал к поясу ледоруб и зашел проститься с дозорным.
Он шагал легко и скоро, слушая, как похрустывает у него под ногами корка засохшего ила. Город за его спиной был уже почти не виден за бесчисленными параллельными грядами застывших волн. Мутный серый свет почти не давал разглядеть окружающий пейзаж; в двух десятках метров впереди взгляд терялся в тусклой мгле. Идти приходилось почти вслепую, уткнувшись носом в компас.
Нат полностью сосредоточился на направлении. Чувствовал он себя превосходно, мышцы были наполнены силой, суставы двигались легко и послушно. Пожалуй, он был даже рад, что этот поход хоть немного нарушит монотонную рутину службы на башне.
Теперь главное не заблудиться и не начать бродить кругами.
Жители Алмоа редко решались на прогулки по илистому «льду», разве что на совсем небольшие расстояния. Одни только Мягкоголовые бродили по равнине с присущей им беспечностью, не боясь, что их поглотит какая-нибудь трещина.
«Если не случится бури, — твердил себе Нат, — бояться совершенно нечего. Трещины возникают тогда, когда жидкая грязь начинает волноваться под глиняной коркой. Но сегодня погода будет хорошая… Так сказал Гун, а Гун никогда не ошибается. Значит, причин для
Глава 14
Туман вокруг одинокого пешехода начинал постепенно уплотняться. На грязевых равнинах это было довольно распространенное явление. Поначалу газообразная, мгла превращалась в густую известковую занавесь с такими плотными завитками, что их приходилось раскалывать, чтобы продолжать двигаться вперед. Теперь Нат прокладывал себе путь с помощью ледоруба. Полотнище затвердевшего тумана обрушивалось со стеклянным звоном, засыпая осколками голову и плечи юноши. К счастью, полупрозрачная масса спеклась еще не настолько сильно, чтобы он мог пораниться, и ее черепки с хрустом крошились под подошвами его башмаков. Главное правило заключалось в том, чтобы постоянно продолжать двигаться. Если бы Нат остановился хоть на минуту, это стало бы его последней ошибкой: мягко ложась на плечи, туман постепенно окутал бы его сплошным панцирем, который со временем становился бы только толще и прочнее. Об этой опасности знал любой, кому случалось ночевать на равнине. Устраиваясь на ночлег, путешественники обязательно клали ледоруб под рукой, на тот случай, если поутру они проснутся замурованными в своей палатке, вокруг которой за ночь нарос слой камня. Многие бедолаги погибли из-за своей беспечности, улегшись под открытым небом в одном только спальном мешке. Незаметно подкрадываясь, туман заключал их в непроницаемый каменный саркофаг, в котором несчастные бились и кричали до тех пор, пока у них не заканчивался воздух. Нат научился с опаской относиться ко всему, что хотя бы отдаленно напоминало водяные пары. Здесь, на Алмоа, туман мог затвердеть в считаные минуты, приобретая прочность кирпичной кладки. И горе было тому, кто не сумел вовремя предугадать опасность.
Юноша ускорил шаг, торопясь как можно скорее выйти из гнетущей белесой мглы. Мерно взмахивая ледорубом, он не без труда пробивался сквозь пока еще хрупкие нагромождения тумана, то и дело кашляя от тонкой стеклянной пыли. Иногда ему казалось, что он крушит гипсовую стену.
С некоторых пор его стала одолевать неясная тревога, и он с некоторым стыдом понял, что поддается тем самым суеверным страхам, над которыми сам бы посмеялся, имей он под ногами твердую сушу. Теперь же в голове у него неотступно вертелись мысли о демонах, которые, по рассказам путешественников, зарождались в тумане. Их застывающие стеклянные когти без труда превращали человеческое тело в гору кровавого мяса. И сколько бы Нат ни убеждал сам себя, что это все небылицы, в клубах тумана ему мерещились уродливые, хохочущие хари, которые расплывались при его приближении и снова появлялись чуть дальше, дразня и издеваясь.
— Убирайтесь прочь! — заорал он внезапно. — Отстаньте от меня!
От собственных слов ему стало ужасно стыдно, что он так жалко поддался страху. Но ему было хорошо знакомо это ощущение… Как будто покалывание нервных окончаний в коже. Инстинкт подавал ему сигналы, предупреждая о неминуемой опасности. Чуть впереди, за застывающей завесой тумана, ему снова почудился визгливый смех демонов.
«Это всего лишь ветер, — сказал он себе. — Просто ветер, ничего больше».
Наконец на горизонте проступил темный силуэт охотничьей палатки — обложенный камнями кожаный пузырь, похожий издалека на панцирь огромной черепахи. Вскарабкавшись на гребень застывшей волны, Нат присел и опасливо заглянул в темнеющий входной лаз — ящеры имели скверное обыкновение занимать брошенные убежища, и ему не хотелось очутиться нос к носу с кем-нибудь из них. Одной рукой он швырнул в отверстие камень, а другой приподнял ледоруб, готовясь нанести удар.
Однако палатка была пуста: внутри не оказалось ни ящеров, ни сундука, ни бинокля. Правда, в ней было полно экскрементов, свидетельствующих о том, что это логово облюбовали для себя Мягкоголовые. Они всегда заботливо копили свои испражнения, чтобы потом подтапливать ими костры. Несмотря на все усилия, Нату так и не удалось отучить Нюшу от этой отвратительной привычки.
Юноша помедлил. Куда же, интересно, мог подеваться сундучок, о котором говорил Гун? И бинокль вместе с ним? Видимо, кто-то забрал их, вопреки неписаному правилу, запрещающему охотникам воровать что бы то ни было из временных убежищ своих товарищей по промыслу. Как-то Гун воспримет эту новость?