Запретная зона

Калинин Анатолий Вениаминович

4

О том, что у Федора Ивановича в районе что-то случилось, его жена, Галина Алексеевна, догадалась сразу же, как только он пришел домой на обед..Пятнадцать лет они прожили вместе, и не такой Федор Иванович был человек, чтобы уметь за наигранно веселым выражением лица скрывать действительные мысли и чувства. Теперь, лишь только взглянув на него, Галина Алексеевна заключила, что происшествие, должно быть, у него в районе не из рядовых. Но и расспрашивать его она не стала, по опыту зная, что никогда не следует торопить ту минуту, которая

все равно неминуемо наступит. Служебных секретов от нее у него давно уже не было. Поставив перед ним на стол тарелку с борщом, она опять ушла к себе на кухню, где у нее подходило тесто в большой кастрюле. Но спокойно пообедать Федору Ивановичу так и не пришлось. Без стука открылась дверь, и вошел Юсупов, тот самый солдат, который служил под командованием Федора Ивановича еще на погранзаставе, а после списался с ним и был вызван для службы в охране сюда, на стройку. В доме у Цымловых он был своим человеком, и к его посещениям здесь привыкли.

Но сегодня Галина Алексеевна, выглянув из двери кухни, встретила его без особого радушия, а Федор Иванович лишь на секунду приподнял лицо от тарелки.

– Обедать будешь? Усман покачал головой:

– Я, Федор Иванович, уже обедал.

– Ну, как знаешь. Все равно садись, раз пришел. – Усман продолжал стоять, и Федор Иванович уже с удивлением поднял голову, находя его поведение необычным. Он увидел, что широкое и обычно спокойное лицо Юсупова на этот раз было угрюмо. – Что же ты стоишь как пень?

– Як вам по служебному делу, – сказал Усман. Федор Иванович еще больше удивился:

– Тогда и приходить надо было не домой, а в район, что это у тебя за листок в руке?

– Рапорт, – сказал Усман.

Федор Иванович с сожалением посмотрел на остывающий в тарелке борщ. Он уже перестал дымиться. ^ – Какой еще рапорт?

– Я, Федор Иванович, прошу отчислить меня со службы.

– Что-о? – отодвигая от себя тарелку с борщом, Федор Иванович встал за столом. – Что это тебя укусило, Усман? То ты забрасывал меня письмами о вызове сюда, а теперь… В чем дело?

Голос Усмана упал почти до шепота:

– Она не хочет выходить за меня замуж.

– Кто?

– Валя.

– Антонова?

– Да.

– Ты же сам говорил, что она согласна.

– Если только я уйду с этой службы.

– А ты сказал бы ей, что она дура, хоть и твоя невеста. Ну ладно, не сердись, не дура, а просто еще молодая. Чем же ей не нравится твоя служба?

– Она говорит, я тюремщик.

– Вот как? – Приоткрывая дверь на кухню, Федор Иванович позвал: – Галя, пойди-ка сюда.

– У меня сбежит тесто, – ответила Галина Алексеевна. Она не любила, когда ее отрывали от дела.

– Всего на минуту.

В белом фартуке она показалась в дверях. Лицо ее раскраснелось. Сердитым взглядом Галина Алексеевна окинула Федора Ивановича и Усмана.

– Что за спешка? – Она оглянулась на кастрюлю, стоявшую в кухне на плите.

– Сколько лет мы с тобой уже прожили, Галя? – спросил у нее Федор Иванович.

Брови у нее, запачканные мукой, поднялись.

– За этим ты меня и звал? – Она повернулась в дверях, собираясь опять скрыться в кухне.

– Нет,

подожди, – настойчиво сказал Федор Иванович. – Сперва ответь.

На этот раз Галина Алексеевна с несколько большим вниманием перевела взгляд с Федора Ивановича на Усмана.

– Ты и сам знаешь. Федор Иванович согласился.

– Да, знаю. Уже пятнадцать.

– Зачем же спрашиваешь?

– Затем, что все это была ошибка.

Галина Алексеевна перестала оглядываться на кухню.

– Чья?

– Твоя и моя, Галя.

У нее между бровями появился бугорок, перерезанный складочкой.

– В чем же, по-твоему, мы с тобой ошиблись?

– Ты своевременно не догадалась бросить меня.

На губах у Галины Алексеевны заиграла улыбка. Ее уже не обманывала интонация мужа, но она еще не могла вполне сообразить, что скрывалось за его словами. Она перевела взгляд на Усмана и увидела, как он под ее взглядом втянул голову в плечи.

Галина Алексеевна перешла в наступление.

– Нет, это ты должен сказать, за что я должна была тебя бросить.

Никакого тайного смысла уже нельзя было уловить в голосе Федора Ивановича, когда он устало ответил:

– За то, что я тюремщик.

– Знаешь, Федя, – спокойно сказала Галина Алексеевна, – если бы мы здесь были одни, то я бы сказала, что у кого-то из нас… – И, покрутив у виска пальцем, она скрылась на кухне, плотно прикрывая за собой дверь.

Федор Иванович, поворачиваясь к Усману, поинтересовался:

– Как ты думаешь, что она имела в виду? Тогда я сам и отвечу. Служба, Усман, есть служба. Конечно, она у нас с тобой невеселая, но кто-то должен и ее исполнять. Пока еще не наступило время, чтобы совсем не было ее. Ты что же, не согласен со мной? – И вдруг Федор Иванович круто изменил свой тон на официальный: – Ну, что же, сержант Юсупов, мы рассмотрим ваш рапорт. Но, как вам ' должно быть известно, принять его прямо из ваших рук я не могу. Надо знать устав. Вручите рапорт своему командиру, а он уже даст ему ход. Вы свободны.

Галина Алексеевна, приоткрывшая в эту минуту дверь из кухни, увидела, что Федор Иванович стоит с совсем отчужденным лицом и глаза у него излучают полярное сияние, а Усман стоит перед ним как в воду опущенный. Лишь одни коричневые крупные веснушки мерцают у него на лице.

– Можете идти, сержант, – сухо повторил Федор Иванович.

– Товарищ полковник! Федор Иванович! – не трогаясь с места, быстро заговорил Усман. – Я вам еще не все сказал. Не могу я своего фронтового друга сторожить.

– Какого друга? Крупное, широкое лицо Федора Ивановича обмякло, в зеленоватых, навыкате, глазах плеснулся испуг. Галина Алексеевна, совсем позабыв, что у нее делалось на кухне, прислонилась плечом к притолоке двери.

– В сорок третьем году под Самбеком он меня из-под танка вытащил, а теперь я должен…

Федор Иванович с беспокойством спросил:

– Он тебя сам узнал?

– Сам.

– А ты его?

– По уставу, товарищ полковник, нам не положено в разговоры с ЗК вступать.

Галина Алексеевна заметила, как Федор Иванович проглотил эти слова Усмана, не сморгнув.