Запретное видео доктора Сеймура
Шрифт:
То, что писалось как последняя глава, я закончил короткой проповедью об опасностях скрытого видеонаблюдения и вуайеризма и решил поставить на проекте крест. На мои просьбы об еще одном интервью Саманта Сеймур упорно отвечала отказом, впрочем, как и Марк Пенджелли. Других нитей, достойных распутывания, я не видел. Саманта Сеймур через своих адвокатов санкционировала публикацию книги, внеся на удивление мало поправок.
Я, как мог честно, представил свое резюме, выполнил обязательства по контракту и даже пошел на не оговоренную им сделку с Самантой Сеймур, принудившей меня выставить
Убежденный, что история раскрыта полностью, я передал рукопись в свое издательство — «Викинг». Они сообщили, что результат их устраивает и что они намерены запустить книгу в производство с тем расчетом, чтобы к концу лета следующего года она увидела свет.
Месяца через три после сдачи рукописи мне вдруг позвонили.
Звонила Виктория Сеймур и просила меня как можно скорее встретиться с ней и ее братом. Мол, им есть что мне рассказать.
Я был удивлен — это как минимум. С самого начала Саманта Сеймур запретила мне встречаться и разговаривать с ними: она вполне здраво рассудила, что вовлекать в это детей было бы аморально. Я принял ее точку зрения, хотя мне и было бы интересно ознакомиться с их взглядом на события.
Когда мне позвонила Виктория, я первым делом спросил у нее, знает ли мать об их планах связаться со мной. Она сказала, что не знает. Я дал понять, что мне понадобится согласие их матери; Виктория сказала, что получить его вряд ли удастся. Она попросила терпеливо их выслушать, а решение о том, использовать или не использовать материал, который они мне предоставят, можно принять уже после встречи. Просьба эта показалась мне вполне невинной, а мои моральные обязательства перед Самантой Сеймур были уже не столь тверды после того, как она успешно шантажировала меня, заставив признаться в постыдных поступках.
Они пришли ко мне в офис через два дня после звонка Виктории, четырнадцатого сентября прошлого года, шесть месяцев спустя после того, как я в последний раз говорил с их матерью. В соответствии с видеозаписями и рассказами Саманты Сеймур, Гай — парень эмоциональный и несдержанный. Он напряжен и натянут, как струна, Виктория производит впечатление девушки хрупкой и подавленной. Со времени видеозаписей она сильно похудела, а татуировка птицы феникс в верхней части предплечья потеряла форму и как символ ее теперешнего душевного состояния смотрится неубедительно. Смерть отца сильно сказалась на них: выглядят они на несколько лет старше своих четырнадцати и пятнадцати соответственно.
Интервью с Гаем и Викторией Сеймур
Виктория Сеймур: Спасибо, что согласились с нами встретиться.
Я очень рад возможности поговорить с вами, но вы должны понимать, что существуют юридические причины, по которым я, возможно, не смогу использовать то, что вы мне расскажете.
Гай Сеймур [нисколько не смущаясь]: Уж вы-то как-нибудь сориентируетесь, я не сомневаюсь.
Итак, о чем же вы хотите со мной поговорить?
В. С: Прежде всего мы хотим поговорить о папе. Мы очень расстроены
Ваша мать говорила, что…
Г. С: Мама врет.
В. С: Мы все время хотели с вами поговорить, но она нам не разрешала.
Она, наверное, думала, что это будет для вас чересчур тяжелое испытание — ей было очень больно переживать все заново.
Г. С. [снова с циничным смешком]: Жутко больно.
В. С: Гай. Пожалуйста. Давай не усложнять. Мы записываемся?
Да.
В. С: Я просто хотела сказать, для этой книги, что я очень любила своего отца. Что он был хорошим человеком и что я жутко по нему скучаю. И чем бы он там ни занимался с этой женщиной, он делал это, потому что хотел позаботиться о нас. Он просто запутался. Это так на него похоже. Он не мог смириться с тем, что не в состоянии за всем уследить. Он решил, что нам на него уже наплевать. Вот он и пошел к этой сумасшедшей.
Вы злитесь на него?
В. С: Было дело. Мы злились на него, что он позволил убить себя. Что оставил нас. Но больше мы не злимся. Во всяком случае, на него.
Время лечит.
Г. С: Время тут совершенно ни при чем!
В. С: Гай, подожди минутку. Дай сказать. Папа любил нас и никогда бы не сделал ничего, что могло бы нам навредить. И что бы он там ни сделал, мы его прощаем.
Гай, ты согласен с сестрой? Ты, похоже, очень рассержен.
Г. С: Да пиздец как рассержен. Настолько рассержен, что пришел вот к такому паразиту, как вы.
В. С: Он не виноват в том, что случилось, Гай. Он просто пытается докопаться до правды.
Г. С: Да какое ему дело до правды. Это ж гребаный писатель!
Так давай проверим.
В. С: Послушай, давай ты просто скажешь то, что собирался, чтобы это попало в книгу. И тогда мы дадим то, что ты хочешь ему отдать.
Г. С: То, что мы хотим ему отдать.
В. С: И уйдем.
[Следует долгая пауза.]
Г. С: Не могу.
В. С: Гай, ну, пожалуйста. Для книги. Для папы.
Г. С: Хорошо.
[Гай не сдерживается и начинает плакать. Виктория обнимает его и утешает.] Наконец он произносит:
Папа, я люблю тебя.
[Они приникли друг к другу секунд на двадцать. Разнявшись, они, по-видимому, собираются уходить.]
Только это вы и хотели сказать?
Г. С: Уж мама все остальное рассказала, как пить дать.
Такое впечатление, что вы сердитесь как раз на нее.
Г. С: За что бы это, интересно?
[Эти слова он выплевывает с практически невоспроизводимой горечью. После чего из наплечной сумки он вынимает большой почтовый конверт и кладет его мне на стол.]
Мы получили это по почте через несколько дней после смерти папы.
О чем это вы…
Г. С: Мы не могли никому об этом рассказать. Мы боялись, что маму арестуют.
В. С: Ну и достаточно. Пойдем, Гай. Пусть он сам делает выводы. Нам пора идти. Спасибо, что поговорили с нами.
Но что здесь?
Г. С: Вам понравится. Вам очень понравится.
Но… эта кассета у вас уже полтора года! Почему только сейчас? Зачем?
[Гай Сеймур бросает на меня суровый возмущенный взгляд.]