Запретное влечение

Бакст Настасья

— Вы сумасшедшие. Точно, — заключил Куасиба. — И я, наверное, тоже, если еду с вами по этой дороге.

В Тирении Юргент пришел в единственную гладиаторскую школу и предложил хозяину невиданное зрелище для этого порта. Один человек — три смертельных боя подряд, против всех видов оружия, последняя схватка — со львом.

Каково же было изумление гладиатора, когда перед выходом на арену он увидел Неле! Девушка стояла напротив него, в полном боевом облачении женщины-гладиатрикс, и у нее было такое лицо, словно она увидела привидение. Но тогда Юргент еще

не был готов. Нужна была эта ненависть, нужен был тот последней день, когда губы Юлии, которые он целовал, которые отвечали ему страстными поцелуями, произнесли имя Септимуса Секста.

Неле тоже помнила этот день. Когда она узнала, что Юргент нарушил свое обещание не выходить на арену из-за Юлии, то хотела пойти и убить эту римлянку, пусть даже погибнув при этом, но затем… Она смотрела, как Юргент рискует своей жизнью, как ради того, чтобы Юлия вернулась к отцу и будущему мужу, он идет на смертельный поединок — и поняла, что любит его по-настоящему. То есть не может и не хочет причинить ему боль. Поэтому когда он ушел обратно, к другой женщине для того, чтобы и дальше служить ей — Неле решила, что останется в гладиаторской школе, что будет сражаться на арене, на потеху толпе, до того дня пока кто-то более сильный и умелый — не убьет ее.

Это было похоже на чудо. Когда она отказалась от Юргента, когда перестала надеяться — он пришел. Он вернулся за ней, и был с ней, и сказал, что хочет увидеть в свадебном венке, что хочет увидеть своих сыновей, рожденных ею. Он явился, чтобы на коленях просить прощения, а потом любил ее нежно и неистово. Неле зажмурилась и ущипнула себя за руку. Она все еще не верила, что ее счастье настоящее.

Но господин Фьеорд тогда хотел мести. Сердце его было полно ненависти. Юргент относился к числу тех людей, что и любят, и ненавидят одинаково неистово.

— Она заплатит за предательство и ложь, — сказал он на следующее утро, после той ночи, которую они с Неле провели вместе. Вначале сердце ее наполнилось тоской, она подумала, что Юлия и дальше будет занимать думы Юргента, но согласилась помочь. За то время, что Неле провела в Тирении, она успела познакомиться с двумя пиратами, промышлявшими всем подряд — от захвата мелких грузов на суше, до похищения людей. Они могли помочь Юргенту в его мести. Так и появился план выкрасть Юлию и продать работорговцам.

Приехав в Рим, Юргент направился прямиком в дом сенатора Квинта. Первым, кого галл там встретил, был Василий. Грек обрадовался, и рассказал о том, что Юлия покинула дом отца и находится в доме Секста, который, похоже, удерживает ее силой, потому что утром Юлия умоляла отца расторгнуть брачный договор между семьями. Василий также поведал Юргенту, что этот брак крайне важен для Септимуса Секста по политическим мотивам.

На секунду сомнение поселилось в сердце галла. Может быть, она все же любила его?.. Но он заставил себя идти до конца.

Куасиба вынес тело Юлии из дома и передал Юргенту. Неле ждала их за городом со свежими лошадьми. За ночь они преодолели расстояние до Тирении, четыре раза сменив лошадей, которых

заставляли скакать галопом. Куасиба ехал с ними, потому что после того, как исчезновение Юлии будет обнаружено — раба ждала бы неминуемая смерть.

Девушку, которая была и так слаба, а от сильного удара по затылку не приходила в сознание почти сутки, передали на корабль Димоса. Пират заплатил за нее пять тысяч сестерциев.

Юргент посмотрел на эти деньги, и когда они отъехали от берега, сказал:

— Что ж, вот и мое жалованье. Наемный охранник должен получать жалованье, — горькая усмешка на его губах постепенно растаяла. Все кончено. Теперь у них только одна дорога. Дорога домой.

— Благородный Лукреций, там, у ворот, стоит работорговец, который утверждает, что он выкупил у пиратов похищенную дочь благородного сенатора Квинта, — центурион Гемерис вошел в покои римского посланника в Египте, двоюродного брата верховного консула Марка Порция Катона. — Девушка с ним.

Пусть его проводят ко мне, — Лукреций Катон устало вздохнул. Почти каждую неделю к нему приходили работорговцы, утверждавшие, что у них находятся знатные римлянки, которых они выкупили у пиратов. Однако, поскольку иногда (очень и очень редко, за три года лично с Лукрецием такого не случалось ни разу), это оказывалось правдой, то специальным указом предписывалось проверять каждый случай. Предыдущий посланник выкупил у одного из местных торговцев живым товаром Фульвию Селестину, жену римского сенатора, которая совершала развлекательную поездку в Египет и была похищена. Муж отказался уплатить выкуп, потому что женился в связи с исчезновением Фульвии, женился на молоденькой и хорошенькой Присцелле, и вовсе не желал возвращения вздорной и сварливой старой жены. В общем, посланник в Египте оказался в глупейшем положении, потому что уплатить из казны выкуп он не имел права, а допустить продажу жены римского сенатора в рабство было совершенно невозможно.

Лукреция Катона обрадовало то, что хотя бы не придется ехать смотреть эту девицу. Обычно, работорговцы не привозили этих «выкупленных римлянок» с собой.

Через несколько минут в коридоре послышалась тяжелая поступь конвоя, в зал вошел мужчина маленького роста, рот которого беспрестанно кривился, а сам как будто не переставая, кланялся, и девушка, завернутая в полупрозрачное покрывало, в каких обычно продают танцовщиц. Посетителей сопровождало трое легионеров.

— Как твое имя? — спросил Лукреций, глядя на мужчину.

— Лукреций! — девушка неожиданно сбросила покрывало и бросилась к столу посланника.

— Юлия?! — Лукреций был поражен. — О, Юнона! Что произошло?

— Я же говорил, что это дочь римского сенатора, — сказал Мафусаил легионеру, который отшатнулся, такая вонь исходила изо рта «посетителя».

— Лукреций! О, боже! Я не верю, что все, наконец, закончилось! — Юлия вцепилась в руку посланника с такой силой, что если сейчас ее кто-нибудь попытался бы от него оттащить, то вряд ли смог бы разжать ее пальцы.