Запретное знание
Шрифт:
Инструкции требовали установить контакт с любым судном или базой пришельцев, проиграть запись, которую Интертех, по заказу КДИ, специально подготовил для данной ситуации, записать любое ответное сообщение, которое будет послано любым видом связи, не открывая своей миссии, и затем исчезнуть в подпространстве, так чтобы исключить всякую возможность преследования. Председатель КДИ и Глава Совета Хольт Фрезер решил, что не стоит рисковать Землей, какова бы ни была выгода; он не желал сообщать слишком многое существам, чьи намерения были неизвестны.
Отступления от инструкции
Он был идеалистом.
Кроме того, он пребывал на задании слишком долгое время, и Земля находилась от него в таком количестве световых лет, что не было опасности, что его решению кто-то сможет помешать.
Но как оказалось, существо, сопровождающее его по судну «Солидарность», было довольно мелким функционером. Таким образом, аналитики, более щепетильно относящиеся к протоколу, спорят, что «первый контакт» имел место в тот момент, когда Вертигюс встретился с «капитаном» «Солидарности» (в данном контексте «капитан» – не совсем правильный перевод амнионского термина, который буквально означает «принимающий решения»).
Во время этой встречи ничего конкретного не произошло. Приборы капитана Вертигюса установили, что атмосфера на борту «Солидарности» позволяет дышать – если от этого зависит жизнь. Это подтверждало полученную намного раньше информацию от Интертеха; о том, что жители Амниона имели основу кислород-углекислый газ и процессы метаболизма у них протекают аналогично тем же процессам у человека. Его попытки заговорить с «капитаном» «Солидарности» позволили получить ленты записей, позднее переведенные.
Честно сказать, Сикстин Вертигюс не питал каких-то нереальных надежд. Его единственной целью – кроме запрещенного желания увидеть собственными глазами по меньшей мере одного живого амнионца – было передать кому-нибудь запись, которую он должен был проиграть вместе с магнитофоном, который позволил бы Амниону хранить сообщение в оригинальной форме без искажений.
Эта лента содержала основы, благодаря которым Амнион мог начать переводить человеческий язык, математику и систему кодировки информации. Не случайно на ленте было предложение союза и торговли с ДКИ. Предпочтительно монопольно.
Амнион отреагировал жестами и звуками, ничего не говорящими капитану Вертигюсу. Но они были готовы к такому подарку. И, вероятно, они поняли значительность того факта, что Вертигюс явился к ним один и без оружия. В обмен на ленту и магнитофон они дали ему запечатанную канистру, которая содержала – исследования определили это вскоре после его благополучного возвращения – мутагенный материал, почти идентичный тому, который заставил его пуститься в космос с самого начала.
Пусть по-своему, Амнион пытался наладить связь.
Глава 10
Когда Морн наконец проснулась – в своей каюте, лежащая ничком на койке, ей показалось, что прошло отвратительное количество времени.
Ей снился Амнион и его ужасы; насилие худшее, чем все, что совершил с ней Ангус Фермопил. Собственные крики давным-давно разбудили бы ее, если бы она не утонула во сне, пригвожденная к койке полным изнеможением.
В ее снах Ник продавал ее Амниону.
Это было не то, что он намеревался сделать, но он все равно продал ее. И Амнион накачивал ее мутагенами, пока она не изменилась и не превратилась в чудовище; совершенно не похожее на человека; чуждое, никем не узнаваемое и безумное. Люди, которым ввели мутагены на Земле, сошли с ума – так, во всяком случае, им рассказывали в Академии. Они забыл о том о своей принадлежности к человечеству; они стали Амнионом.
Это было ее наказанием за то, что она выиграла у Ника Саккорсо. Никому не позволено выиграть, когда играешь с ним.
Неудивительно, что Морн плакала. Она могла бы умереть. Даже обычные сны о таких кошмарах могли вызвать остановку сердца. После безумных и жестоких мучений в прошлые недели она должна была пережить шок от этих снов.
Ник везет ее на Станцию Возможного. К источнику ее ужаса.
И тем не менее, она еще жива. Прошло время, и она смогла подняться. Безразличный материал подушки оставил след на ее щеке; матрас поддерживал вес тела. Она чувствовала черную коробочку, лежащую на бедре; та все еще находилась в кармане ее скафандра.
Если Ник собирался предать ее, то он еще не сделал этого.
Он сказал: «Они помогут тебе родить. Они сделают из него в течение часа вполне взрослого ребенка».
Он сказал: «Может быть, тогда мне не придется бросить тебя».
Она не поняла. Она не имела ни малейшего понятия, о чем он говорит. За тридцать секунд на мостике он стал для нее таким же чужим и смертельно опасным, как Амнион.
Казалось, она проснулась, потому что не могла больше выдержать ужасов своих снов. Но бодрствование принесло новые ужасы. И она не знала, как справиться с ними.
– Если ты приходишь в себя, – скованно сказала Микка Васацк, – то можешь хотя бы признать это. Я не могу заставлять Ника ждать вечно.
Звук голоса второго пилота, казалось, не удивил Морн. Ее способность удивляться словно бы исчезла после Ника и кошмаров. Все было предательством, тем или иным. Так что удивляться нечему.
Тем не менее, она повернула голову, чтобы посмотреть на свою гостью.
Сидя в кресле рядом с дверью, Микка казалась такой же невозмутимой, как переборка за ее спиной. Она держала руки сложенными на груди; вся ее поза была напряженной, словно она зафиксировала винтами свои суставы. Но эмоция похожая на враждебность блестела в ее глазах.
Морн сделала попытку смягчить пересохший от долгого сна рот. Через мгновение она пробормотала:
– Чего он ждет?
– Он хочет убедиться, что с тобой все в порядке. – Тон голоса Микки был похож на ее позу. – Он должен начать торможение и беспокоится о твоей прыжковой болезни. Он ждет, чтобы я доложила ему, что ты проснулась и с тобой все в порядке. И ты себя контролируешь.
«Торможение, – подумала Морн без удивления. – Сильное m. Ясно». При этой мысли ей захотелось отвернуться.