Запретное. Дилогия
Шрифт:
– Постарайся расслабиться, – попросила Эстиола. – Твои чувства чересчур сильны.
– Я попытаюсь, – кивнула я.
Эстиола взяла меня за руку, и мы закрыли глаза, но длилось это недолго. Буквально через минуту она заявила:
– Нет, я так не могу, – и отпустила мои руки. – Ты слишком громко чувствуешь, это сбивает. Я в состоянии думать только о твоих эмоциях.
Я посмотрела на Лекса, стоящего за спиной Эстиолы. Видимо, странно влиять на энфирналов – мой крест. Неужели ничего не получится?
– Я могу присоединиться? – спросил Лекс. – Может, если я возьму
– Давай попробуем, – согласилась Эстиола.
Мы трое сели в круг. За одну руку меня держал Лекс, за вторую – Эстиола. Мрак молчал, так как это были невинные прикосновения, без всякого сексуального подтекста.
Лекс ради такого дела снял перчатки. Физический контакт с ним немного меня успокоил. Он был моим якорем. Тихой бухтой в разгар шторма. В нем я находила покой, а он во мне – чувства. У каждого из нас свой изъян, по отдельности мы несовершенны, но вместе – идеальное целое. Я верю, что есть души, предназначенные друг другу свыше. Вот они мы – живое тому доказательство.
Благодаря Лексу у Эстиолы, наконец, получилось настроиться на меня. Мои эмоции больше ее не отвлекали. Процесс действительно оказался безболезненным.
Минут через двадцать Эстиола снова разорвала контакт наших рук и взяла бумагу с карандашом. Мы сидели молча, наблюдая, как она рисует. Ее рука двигалась быстро и четко. Казалось, это не она управляет карандашом, а он – ею. При этом он светился тем самым голубоватым сиянием, так хорошо мне знакомым.
Именно об Эстиоле рассказывал Джаспер. Это ее оружие – карандаш. Он создает идеальные изображения, а еще он никогда не заканчивается. Его даже точить не надо.
Вскоре набросок был готов, и Эстиола показала его мне.
– Похож? – спросила она у меня.
Я от удивления потеряла дар речи. Похож не то слово! Это был не просто рисунок. Изображение на пленке и то выглядит менее реалистичным. Карандаш Эстиолы поистине заключал в себе магию Мрака. Кудесник вышел как живой. Я аж вздрогнула, когда он посмотрел на меня с бумаги.
– Это он, – кивнула я. – Один в один.
– Отлично, – Лекс забрал рисунок. – Сегодня же разошлю изображение всем энфирналам, законникам и кастам. Скоро в этом городе не будет места, где он сможет укрыться.
Глава 34. Любовь
Когда Лисса рассказала об отце-энфирнале, Лекс почти не удивился. Чего-то такого следовало ожидать. Недаром она настолько уникальна и непохожа на других энфирналов. Вот и объяснение – у нее это врожденное.
Да, она родилась без капли Мрака. Будь он в ней, Лекс бы ощутил его присутствие в день их первой встречи. Зато организм Лиссы имел природную предрасположенность к Мраку. Он был, что называется, идеально под него заточен. Поэтому их слияние произошло так легко и принесло множество новых способностей, которыми до нее никто не владел. Она определенно самый одаренный энфирнал за все время их существования.
Лекс не переставал восхищаться этой девушкой. В ней столько всего… эмоций, смелости, жизнерадостности. Любая другая на ее месте махнула бы на него рукой. Но Лисса терпеливо сносила его показное равнодушие и попытки
Лисса привнесла в его мир краски, о которых он давно забыл. Она подарила ему возможность снова чувствовать. С каждым днем количество эмоций увеличивалось. И, прежде всего, тех, что направлены на саму Лиссу.
То, что началось с легкого интереса, быстро переросло в любопытство, а то в свою очередь в необходимость. Да, Лекс отчаянно нуждался в Лиссе. Она придавала смысл его существованию.
Это поразительно, но рядом с Лиссой он сейчас чувствовал острее, чем когда был человеком с полным набором эмоций. Желание, нежность, страх за хрупкую девушку, которая вечно лезет в самое пекло, – столько всего переплелось. И апофеозом над всем этим – что-то новое, пугающее.
Это новое чувство было настолько огромным, что едва помещалось в груди. Лекс долго не мог подобрать ему название. Он просто забыл, что это такое.
Но однажды, глядя, как Лисса спит в его кровати, он понял. Слово пришло из подсознания. Из того времени, когда он еще был человеком. Всего шесть букв, а какой глубокий смысл.
Любовь.
Лекс понятия не имел, как это возможно. Влюбленный энфирнал – это же нонсенс. То, чего не может быть! Но вот он смотрит на спящую девушку, и его переполняет такая нежность, что ноет в груди.
Лисса стала не просто второй половинкой Лекса. Она была его неотъемлемой частью.
Ничего удивительного, что, едва узнав о ее отце, Лекс решил с ним поговорить. Когда-то они служили в одном отряде. Брюс, как и он, был в числе первых энфирналов. Они вместе приняли Мрак.
Лекс знал его историю. То, что у него была жена, с которой пришлось расстаться. Они все порвали связи с родными. Так было надо. Но вот о дочери Брюс не говорил.
Но Лекс не из тех, кто верит на слово. Лисса так и не сравнила свою ауру с аурой Брюса. Фактически у нее было только утверждение Брюса, что он ее отец, и ноль доказательств. Но ничего, Лекс проверит все сам. Оберегать эту девушку стало для него смыслом жизни. Пусть она теперь сильнее его благодаря Ворону. Но в то же время она ранимее. Лекс не позволит причинить ей боль.
В Альянсе хранились слепки аур всех энфирналов, и Лекс был одним из немногих, кто имел к ним доступ. Он без проблем вынес из штаба два слепка – Лиссы и Брюса. Сравнивать их в лаборатории Альянса было опасно. Возникнут вопросы, на которые Лекс не готов отвечать. Все же Лисса правильно поступила, скрыв информацию о своем происхождении. Только подопытным кроликом ей стать не хватало.
По его просьбе и за щедрое вознаграждение слепки проверили на родственную связь в одной из подпольных лабораторий Циви. У Лекса повсюду были свои агенты, обзавелся за долгие годы службы в Альянсе. Плюс таких лабораторий в том, что не надо называть имена проверяемых.
Через пару дней он получил результат: слепки принадлежат близким родственникам. Брюс не соврал, он действительно отец Лиссы. Пора с ним пообщаться.
Вернув слепки в архив, Лекс отправился к Брюсу. Стоял разгар дня, тот должен быть дома, отсыпаться перед дежурством.