Запретные навсегда
Шрифт:
Возможно, это единственная причина, по которой я все еще жива.
После этого мои сны стали еще хуже. Я больше не вижу снов о Максе, по крайней мере, не так, как мне хотелось бы. Я не мечтаю о его руках и рте на мне, об удовольствии, которое мы разделили вместе, о том, как он умолял меня кончить, когда скользил в меня, твердый и нуждающийся во мне. Мне снится, как он лежит на полу бального зала, как его кровь покрывает мои руки, платье и грудь. Мне снятся руки, оттаскивающие меня от него, как он тянется ко мне, умоляя меня помочь ему.
Мне снится мой отец, стоящий надо мной с пистолетом, насмехающийся
Я всегда выбираю умереть вместо этого, и я всегда просыпаюсь с колотящимся сердцем и в поту за мгновение до того, как он нажимает на спусковой крючок.
Единственный способ получить хоть какое-то представление о днях, это по приносимой мне еде, и я совершенно уверена, что пробыла здесь чуть меньше недели, и сейчас я начала чувствовать тошноту и лихорадку. Я сворачиваюсь калачиком на койке, укутывая тонкое одеяло вокруг своего дрожащего тела, и задаюсь вопросом, не собираюсь ли я в конечном итоге умереть именно так. Наталья не вернулась, и я тоже задаюсь вопросом, означает ли это, что я должна была доверять ей, и я сейчас была бы уже на пути отсюда, если бы назвала ей имена, о которых она просила.
Когда она возвращается, я почти думаю, что это галлюцинация, вызванная лихорадкой. На ней шелковое платье-сорочка и пара туфель на высоких каблуках, она сияет, как какой-то ангел в этом темном и унылом месте. На этот раз, вместо того чтобы торчать за решеткой, она поворачивает ключ в замке и проскальзывает внутрь, ухмыляясь моему шокированному виду, когда закрывает за собой дверь.
— Ты была бы поражена, что дадут тебе мужчины, если ты просто немного пофлиртуешь с ними. — Она одаривает меня ослепительной улыбкой. — У меня есть ключ, чтобы войти сюда и посидеть с тобой, и это. — Она раскрывает ладонь, и я вижу там белую таблетку. — Тебе нужны антибиотики. Я принесла тебе немного.
Она выуживает из сумочки пузырек с таблетками.
— Вот остальное. Я не собираюсь делать все это, пытаясь спасти тебя от нашего отца только для того, чтобы ты умерла от гриппа. — Наталья протягивает руку, засовывая бутылочку мне под подушку. — Не показывай им этого.
Я смотрю на нее снизу вверх, мой мозг слишком затуманен и замедлен, чтобы спорить. Медленно я принимаю сидячее положение и тянусь за таблеткой. Я не совсем уверена, что верю в то, что это антибиотик, но что самое худшее, что может случиться? Спрашиваю я себя, беря ее и маленькую чашку с водой, которую протягивает мне Наталья. В худшем случае это убьет меня, и я бы предпочла быть отравленной, чем застреленной, если бы у меня была такая возможность. Это не лучший способ умереть на холодной койке в русской камере, но это лучше, чем стоять на коленях в ужасе, ожидая выстрела. Может быть, это милосердие моего отца, мрачно думаю я, проглатывая ее Наталья, должно быть, видит выражение моего лица, потому что смотрит на меня немного печально.
— Я не пытаюсь причинить тебе боль, — мягко говорит она. — Вот…посмотри. Я принесла тебе кое-что еще.
Она
— Что это? — Тупо спрашиваю я ее, и она улыбается.
— Открой его.
Мне требуется мгновение, чтобы открыть его, мои пальцы кажутся негнущимися и бесполезными, но в конце концов мне это удается. Внутри фотография ребенка, круглолицего и беззубо улыбающегося, с небольшой копной светлых волос. Я понятия не имею, кто это, но все равно что-то сжимается у меня в груди, мучительная боль, которая на мгновение лишает меня возможности дышать.
— Что это? — Хрипло спрашиваю я, чувствуя, как слова застревают у меня в горле, и Наталья протягивает руку, чтобы коснуться моей руки.
— Когда мой… наш…отец приказал убить твою мать, он хотел, чтобы убийца, который это сделал, принес ему что-нибудь в качестве доказательства. Он спрятал это, и я нашла вчера, чтобы отдать тебе. Я сомневаюсь, что он будет скучать по этому. Это ее медальон, видишь, там ее инициал вместо имени, а эта фотография…
— Это я, — шепчу я с внезапным осознанием, новая боль сжимает мое сердце. — О боже, она… все эти годы…
— Я не верю, что она хотела отказаться от тебя, — мягко говорит Наталья. — Ей пришлось это сделать, иначе вы оба давно бы умерли. Ее муж был достаточно важен, чтобы до тех пор, пока беременность, сделавшая его рогоносцем, скрывалась и хранилась в секрете, наш отец не мог убить и ее. Отделив себя от тебя, она пыталась спасти тебя. Но она всегда любила тебя и держала близко к сердцу.
— Что… — я с трудом сглатываю, пытаясь сдержать слезы. — Как ее звали?
— Нина. Нина Павлова по замужеству, Федорова по рождению. — Она грустно улыбается мне. — Она пыталась защитить тебя, Саша. И теперь я пытаюсь сделать то же самое.
— Но…почему? — Я смаргиваю слезы, застилающие мне зрение, пытаясь ясно взглянуть на свою сводную сестру, чтобы принять решение, которое могло бы изменить все к лучшему или к худшему. — Откуда ты знаешь о ней…
— Она была частью московского общества, такой же, как мои родители и я. Я долгое время не знала о тебе, но я всегда видела на ней это ожерелье, даже когда оно не очень подходило к ее одежде для мероприятия. Когда я увидела это в вещах моего отца после известия о ее смерти, услышав о тебе из подслушанного разговора много лет назад, я поняла, что там что-то есть. И когда я узнала, что здесь находится Саша Федорова…
Наталья слегка пожимает плечами.
— Я всегда очень хорошо разбиралась в деталях. Я люблю тайны. Возможно, в другой жизни я могла бы быть детективом. — Она одаривает меня игривой улыбкой. — Это была тайна, разгадать которую было гораздо легче, чем, я думаю, хотел бы знать наш отец. И я была совершенно уверена, как только узнала, что ты здесь, и собрала все это воедино, что не позволю ему убить тебя.
— Я все еще не понимаю, почему он этого хочет, — тихо шепчу я, моя рука сжимает медальон. — Я никто… Я не могу причинить ему боль…