Запретный город
Шрифт:
Слово взял начальник артели Неби:
— Братство наше не призвано опрометчиво ввязываться в опасные игры, ему надлежит хранить верность преданиям «Дома Золота» и беречь тайны Места Истины. Пареньку же этому заботы наши чужды, а ведет он себя и вовсе как воришка.
Рамосе почувствовал, что сопротивление начальника артели неодолимо; стало быть, продолжать отмалчиваться нельзя — нет у него такого права.
— Я сподобился высокой чести беседовать с его величеством, — признался старый писец, — и мы говорили про этого молодого человека.
— О чем речь? — выразил недоумение начальник артели. — Уж не о мощи ли Сета? [6]
— Его величество не пояснял свою мысль.
Судьям стало зябко. Убийца Осириса, воплощенный в сверхъестественном существе, каковое одни уподобляют зверю лютому и хищному, другие же сравнивают с антилопой окапи, бог Сет был властителем вселенской мощи, которая воспринималась родом человеческим то благотворной, то пагубной. Нужно быть фараоном, да еще таким рослым и статным, каков был отец Рамсеса, чтобы осмелиться носить имя Сети. Ни единый самодержец до него не возлагал на себя столь тяжкое и столь богатое знаменательными смыслами бремя, которое понес Сети, воздвигая в Абидосе самое обширное и самое блистательное из всех святилищ Осириса.
6
Сет — бог пустыни и бурь, брат и враг Осириса. (Примеч. перев.)
Обыкновенно существа, приобщившиеся к могуществу Сета, склонны к странным чрезмерностям и ненужному насилию, и только прочно выстроенное общество, стоящее на фундаменте Маат, способно направить их устремления в благое русло. Но не должно ли заведомо исключить всякую возможность появления личности такого рода в сообществе художников, которым предназначено творить красоту?
— Его величество сообщил вам свою волю касательно Жара? — спросил старший мастер артели у Рамосе.
— Нет, но он воззвал к нашей проницательности.
— Стоит ли продолжать препирательства? — добавил Кенхир. — Мы должны понять волю фараона, он — глава и наставник Места Истины.
Уже и самые недоверчивые готовы были сдаться, но Неби стоял на своем.
— Мое назначение на должность начальника артели было одобрено фараоном, следовательно, мне доверено оценивать желающих присоединиться к братству. Вот почему всякая слабость с моей стороны заслуживала бы осуждения. Почему требования к этому мальчику должны быть менее строгими, чем по отношению к другим ремесленникам?
— Ты остался единственным судьей, не желающим, чтобы мы приняли Жара, — поставил точку Кенхир, — а необходимо единодушие. Тебя никто не поддерживает. Не поразмыслишь ли о перемене своего мнения?
— Наше братство не вправе без нужды подвергать себя опасности.
—
Обычно спокойный, старший мастер готов был вскипеть.
— Посмотрите, этот Жар уже сумел нас разделить! Вот вам и довод в мою пользу! Если мы его примем, между нами то и дело будут вспыхивать искры раздора!
— Перегибаешь палку, Неби! Что, разве раньше мы не спорили, когда других искателей обсуждали?
— Не без этого. Но всегда приходили к единодушию.
— Надо как-то выходить из тупика, — решил Рамосе. — Может быть, ты все-таки согласишься с нашими доводами?
— Нет, — отрезал Неби. — Боюсь, как бы этот молодой человек не разрушил согласие в деревне и не сорвал наши работы.
— А что, тебе разве недостанет силы помешать этому?
— Свои возможности я бы не переоценивал.
Рамосе понял, что никакой натиск не сломит решимость начальника артели.
— Перечить — то же, что ничего не предлагать. Скажи лучше, Неби, что делать будем, чтобы выбраться из этой ямы?
— Давайте испытаем этого Жара еще. Если он в самом деле слышал зов и если ему достанет сил проложить для себя свою дорогу, врата отворятся.
Начальник артели изложил свой план.
Все согласились со старшим мастером, и даже Кенхир, хотя и ворчал, все же проголосовал за то, что казалось ему ненужной предосторожностью.
23
— Долго еще? — спросил Жар у одного из двух мастеровых, присевших рядом с ним.
— А я знаю?
— Сколько еще они будут заседать?
— Да уже отзаседались.
— А если долго, то это — как? Примета дурная? Или же добрый знак?
— Всяко бывает.
— А сколько искателей принимают за год?
— По-разному бывает.
— А сколько народу может быть в братстве? Предел есть?
— Тебе это знать не положено.
— А сейчас вас сколько?
— У фараона спроси.
— А рисовальщики добрые у вас есть?
— Всяк свое дело делает.
Жар понял, что вызнать у мастерового хоть что-нибудь не удастся; что с этим, что с тем, который рядом молчит, толковать проку нет: оба словно немые. И все же носа он не вешал. Если те судьи, которые так его пытали, взаправду справедливы, они оценят силу его желания.
Завидев человека, обогнувшего восточный угол ограды, Жар сразу же узнал прохожего и, вскочив на ноги, кинулся навстречу.
— Молчун! Приняли тебя?
— Да, мне повезло.
— Так заступись за меня! Хоть поговори там, в деревне.
— Нельзя, Жар. Я присягал хранить молчание, а что важнее слова?
— Так ты мне больше не друг!
— Ты что? Я в тебя верю. И уверен — ты пройдешь.
— Не хочешь за меня словечко замолвить. Боишься?
— Пойми, ну никак нельзя. Решает приемный суд. И больше никто.
— А что я говорил? Ты и вправду больше мне не друг… А я тебе жизнь спас.