Запретный камень
Шрифт:
– Даррел, помоги мне.
Мальчики вместе взялись за кольцо и потянули изо всех сил. Каменная плита поднялась.
Глава двадцать первая
– На кладбище! – приказала Галина Краузе с заднего сиденья.
Джипы один за другим, едва не сцепившись бамперами, сорвались с места. «Караван зла» отъехал от подъезда Фогеля.
– Зачем нам туда? – не
Галина медленно подняла голову и посмотрела на него.
Смотрит так, будто вот-вот прибьет. Лучше не поворачиваться. Или все-таки сказать, что я думаю, что экономка не сказала нам ровным счетом ничего?
– Ты думаешь, что экономка ничего не знает.
Как она это делает? Умеет читать чужие мысли? Как-то… не по-человечески. Хотя, если выглядеть, как ангел во плоти, человечность тут ни при чем.
Ему повезло: в голосе Галины не было злости – лишь удивление. А значит, он в безопасности. Пока.
– Честно говоря, да.
Галина смотрела на мелькающие за окном машины.
– А зря. Фрау Мюнх, конечно, старая слепая курица, но кое-что ей известно.
– Haus Kupfermann? – Эбнер снова застучал по клавиатуре серебристого ноутбука. – Она могла все выдумать, даже под угрозой смерти. Но проверить мы обязаны. А ближайший «Дом Купферман» – гостиница в Баварии. Разве мы едем в Баварию?
– Ты не учился у покойного? – спросила Галина. Указательным пальцем она медленно провела по свежей ране у него на виске, но, несмотря на нестерпимую боль, попросить ее убрать руку он не мог. – Я сразу поняла, что Фогель скрыл за этими словами. Семейный склеп его жены. Ключ к первой Реликвии скрыт в склепе. Ты выяснил их имена?
Эбнер подождал, пока она уберет палец от раны.
– Скоро выясню. Но, похоже, обычный турист с детьми.
Галина снова впилась в него ледяным взглядом.
– Американец явно был знаком с Фогелем и, скорее всего, не так прост, как нам бы того хотелось. Пусть на кладбище нас встретят Черные Вороны. Или ты не знаешь, сколько раз в судьбы мира вмешивались дети? Напомнить тебе историю… Ганса Новака?
Эбнер в очередной раз склонился над клавиатурой ноутбука. Она назвала имя. Назвала имя, которое нельзя называть.
– Нет, мисс Краузе. Конечно, нет.
Галина отвернулась к окну и что-то прошептала в телефон. Эбнер ненавидел, когда в его присутствии она переходила на шепот.
Машина еще быстрее понеслась к кладбищу.
Глава двадцать вторая
Вниз вела лесенка, такая узкая, что ходить по ней могли только куклы. Или приведения.
– Следуйте за гномоном, – зашептал Даррел брату в самое ухо. – Давай, зайди в склеп, спустись в подземелье. А потом куда? А ведь у каждого подземелья свой страж – запомни это!
– Да помню я.
Согнувшись почти вдвое,
– Папа, а ты с нами не идешь?
– Боюсь, я не здесь помещусь, – хмуро ответил тот.
На улице завыла сирена. Все замерли. Звук становился громче, достиг максимума, сменил тональность и растворился вдалеке.
Вейд вспомнил, что такое явление называется эффектом Допплера: чем дальше объект, тем его звук ниже. Чистая наука. На науку всегда можно положиться. Она основана на рациональности, на логике. Не признает стражей подземелья, привидений и крыс… Ну, крыс, может, и признает.
– Я послежу здесь, – добавил доктор Каплан. – Возьми мои конспекты. Если увидишь там какие-то записи – перепиши сюда. А затем выбирайтесь – и мы едем домой. Дело закрыто.
Вейд набрал в грудь побольше свежего воздуха склепа – и продолжил спуск. За ним начали спускаться Лили с телефоном и Бекка. Даррел, сделав первый шаг в подземелье, произнес:
– Я буду очень расстроен, если встречу скелеты последних детишек, которые туда пробрались…
Стены по обе стороны лестницы были черными от времени и скользкими от лишайника.
– Ну, это прямо как… – начала было Лили, но тут же умолкла, направив на стены луч фонарика. – О-хо-хо.
Ниши, выдолбленные в стенах, оказались забиты десятками черепов и грудами костей.
Даррел опустил голову.
– Я так и знал. Мы все погибнем. Официально заявляю: я очень расстроен.
– Это катакомбы, – прошептала Бекка. – С сотнями, если не тысячами скелетов.
Вейд чуть не упал, споткнувшись о железную решетку, что давным-давно отвалилась от одной из ниш и позволила осколкам костей рассыпаться по ступенькам. Подняв решетку, он прислонил ее к стене и освободил проход.
– И все они – предки Фриды Купферман? Ох, и до фига же их тут…
– Не все, – отозвалась Лили. И осветила фонариком несколько других ниш. Под каждой из них виднелась гравировка: «1794».
– Может, тогда случилась эпидемия чумы? Или война?
– Или мы идем дальше – или возвращаемся, – сказал Даррел. – Здесь я больше не могу.
Они миновали груды костей и спустились на нижнюю площадку, в правом углу которой – в той же стене, что и склеп наверху, – виднелся очередной ход дальше. Никто не выказал желания быть первым, и Вейд, согнувшись в три погибели, нырнул в дыру и переполз на следующий уровень, еще на четыре ступеньки ниже. Все последовали за ним.
Подземелье оказалось точно такого же размера, что и склеп наверху, правда, с таким низким потолком, что передвигаться приходилось на четвереньках.
Как под водой. Вот именно так чувствуешь себя под водой.
От запаха плесени Даррел бесконечно чихал. Бекка молчала – думала, наверное. Она всегда думает.
– Эй! – воскликнула Лили. – Смотрите!
В тусклом свете фонарика они увидели, что все стены покрыты граффити, но отнюдь не теми, что можно увидеть на улицах любого современного города. Процарапанные и выбитые в камне надписи, цифры, инициалы и схемы, похожие на неведомые иероглифы. Некоторые, судя по всему, появились очень давно.