Запретный мир

Новак Илья

– Зажжение Свечи приобрело большое религиозно-социальное значение, – лекторским тоном заявила Шангалла. – Твой толстяк даст повышенное напряжение минуты на две-три, чтобы Сеть разгорелась. Это не опасно, но упрочит в сердцах аборигенов страх и почтение к воле Богов.

Антон Левенгук поднялся из похожего на чашечку лилии пластикового кресла и выглянул в иллюминатор. Отсюда были видны край Круглой Стены и, довольно далеко, сияющая чистой оранжевой энергией башня Разрядника. При виде его еще не успевшая ороговеть крохотная частичка в глубине души фокусника начала трепетать в такт сокращений сердечной мышцы.

Левенгук поднял руку и длинными пальцами

через рубашку притронулся к медальону неправильной формы, висевшему на сверхпрочной пенометаллической цепочке на его шее. Медальон, собственно, был чипом микросхемы, логическим ключом из слоя молекул ротоксана. Именно он позволял Левенгуку править Цилиндром. Истинно править, находясь при этом в событийном горизонте другой реальности. Править, при этом снисходительно позволяя супруге баловаться стратегическими играми с ключевыми постами, разделом сфер влияния и тому подобной местечковой политической ерундой.

– А! – сказала Шанго, причем в ее устах это прозвучало примерно как «эх!». – Что ты скажешь об этом?

Левенгук взглянул на мониторы, где транслировалось изображение, передаваемое внешней камерой кабины.

– Опять? – удивился он.

– Опять? Они порхают там как сумасшедшие колибри. Постоянно! Эта… технология! Лодка… хорошо, мы используем ее под жилье, и она внушает живущим здесь ученикам из аборигенов верноподданнические чувства. Фуникулер с компьютерным самоуправлением… ладно. Хотя надо было доставить его из какой-нибудь простенькой реальности, а не из той, в которой привыкли вставлять квантовые компьютеры в любой задрипанный фонарик… Он и был не в себе, а тут еще внезапно полетела базовая программа, но ладно – мы используем его для тех, кто хочет попасть в Стопу. Пусть помучаются. Но галиевые костюмы, Антон! Зачем ты приволок сюда их?

– Я думал, ты раздашь их своим… жрицам. Это повысило бы их статус. В том, что костюмы выкрали из ангара, из-под вашего носа, я не виноват.

– А теперь в них левитируют разбойницы Фалангисты! – Впервые с начала разговора Шангалла Левенгук позволила себе чуть-чуть, градуса на два, повысить эмоциональную температуру голоса. – Скажи, Антон, ты хотел помочь мне, стаскивая сюда непроверенные образчики дичайших экзотических технологий из реальностей Окраины, или просто забавлялся?

Подумав, фокусник ответил:

– Я просто забавлялся.

– Вы проникли в меня после закрытия дверей! Вы сломали их! – произнес голос с интонациями, которые заставляли насторожиться.

Все замолкли – даже Ситцен перестал елозить и трястись под сиденьем.

– Нарушилось буквально все… А теперь мне еще и сломали дверь!

– Кто это говорит? – наконец пролепетала Дебора, чувствуя, как атмосфера ярко освещенной солнцем кабины наполняется зловещими флюидами. – Это… душа Фуна?

– Душа? – Голос озадаченно помолчал. – Я незнаком с подобной концепцией. Хотя постойте. – Раздалось щелканье. – Так, душа… На самом деле, так называемой душой называется группа клеток центрального головного мозга высокоорганизованной разумной особи, стягивающая на себя информацию из некоторых областей мозга и дающая особи возможность осознавать себя как единственную, неповторимую личность. Я – един… хотя, конечно, и сильно растянут снизу до самого верха. И я… – Голос опять помолчал. – Да, я неповторим. Естественно – неповторим. Я один такой. Един и неповторим, ха! Если хотите, могу рассказать на эту тему неприличный анекдот. Хотите? Слушайте: одна мужественная дама как-то вернулась из крестонулевого

похода и застала своего прекрасного рыцаря (она оставила его в замке с чехлом верности и без ключа от этого чехла)… застала его в неповторимой позе, в постели, так сказать, единым с… – Последовала очередная наполненная смыслом пауза, во время которой все сидели с разинутыми ртами и смотрели на решетку в потолке, из которой доносился голос. – Не смешно вам?! – рявкнул он. – Так, о чем это я говорил?

Внезапно в кабине стало чуть темнее. Притаившийся в углу крыс пискнул, Деби ахнула, кроль подскочил на сиденье, а Бел потянулся за стоявшей под стенкой шпагой. В дверной проем просунулась наголо стриженная голова.

Она повернулась, рассматривая их, и путешественникам стала видна шикарная татуировка в виде лиственного орнамента, украшавшая левую щеку, скулу и сторону шеи, посредством которой голова крепилась к горизонтально висевшему в воздухе туловищу. Туловище перехватывали три шины вроде детских надувных кругов. Одежда летуньи состояла из полупрозрачного блузона и шелковых шаровар, а ноги обуты в тапочки с загнутыми носками. Узколобое лицо, с горбатым носом и радужными, пятнистыми зрачками, являло собой апофеоз молодецкого ухарства и одновременно сосредоточенной целеустремленности.

– Летучий фантом! – вякнул голос и лихорадочно защелкал.

Сложенная гармошкой дверь дернулась. Незнакомка по очереди окинула всех взглядом и уставилась на Бела.

– Прывэт, красавэц! – хрипло крикнула она, махнув рукой, в которой было зажато странное устройство – что-то вроде короткой широкой трубки с видневшимися внутри лопастями винта и торчащей рукояткой. – Нэ хочэшь прокатытся?

– Это горянка Слиссы Фалангисты! – зашептала Деби. – Не подходи к ней. Утащит!

– Кроха рэвнуэт? – уточнила женщина, разглядывая их радужными глазами.

Тут дверь вновь дернулась и начала закрываться. Летунья выставила перед собой трубку и завращала рукоять. Пропеллер внутри зажужжал, из трубки пошел сильный ток воздуха, и женщина выплыла из кабины, крикнув напоследок:

– Щас этот сундук начнет спрашиват! Бэрэгы сэбя!

Двери закрылись, и Дебора повернулась к Белавану, собравшись еще раз предостеречь его, но так ничего и не сказала, увидев выражение его глаз. Деби уже научилась распознавать это выражение – слегка отрешенное и счастливое, означавшее, что на де Фея снизошел очередной приступ щенячьего удивления.

– Гляди! – Он ткнул пальцем в окно. – Их там много!

Среди зарослей изогнутых кочергой карликовых деревьев и кустов, позади которых виднелась каменная лестница и темный зев пещеры, в золотых солнечных лучах порхало еще с десяток горбоносых фей.

– Они как бабочки! – в полном восторге пробормотал Бел.

– Скорее, как осы, – возразил Ситцен из-под лавки.

– Эгхм! – подал голос Фуникулер. – Продолжаем разговор?

Еще несколько секунд Белаван не отрываясь смотрел в окно, а потом из его глаз как будто вытек засахарившийся мед, и они приобрели осмысленное выражение.

– Да! – сказал он, возвращаясь к действительности. – Извини, не знаю, как к тебе обращаться…

В общем, мне кажется, что ты… ну, немного не в себе. На лицо… гм… короче, явно видно нарушение ассоциативных…

– Не в себе?! – взвыл Фуникулер. – Да у меня полностью и бесповоротно отскочила крыша! Моя матрица отлетела в синие дали вместе с набором базовых команд и всеми кластерами!

– Не совсем понятно, – признал Белаван, – но очень экспрессивно. Когда же это произошло?

Голос зачастил: