Запретный мужчина
Шрифт:
— Попробуйте вспомнить подробнее, что вам говорил Гальярдо, — попросил Пазетти. — Зачем ему нужен был Манчини?
— Он говорил, что кто-то вздумал засадить его в тюрьму. Но не знал, кто. И хотел это выяснить у сеньора Антонио.
— А почему именно у него?
— Ну, он говорил, что кто-то перевел деньги на его счет будто бы от сеньора Антонио.
— Та-а-ак, — произнес Пазетти, что-то про себя соображая. — И Манчини тоже захотел с ним встретиться! Значит, он знал, кто устроил западню для него самого к для Хермана Гальярдо?
Под
— Знал…
— И кто же этот человек? — тотчас спросил Пазетти, не отрывая взгляда от поникшего Хуана.
— Какой-то испанец…
— А поточнее?! — наседал Пазетти.
Хуан замолчал, не зная, следует ли ему открываться до конца. Ведь тогда Пазетти поймет, что он, Хуан, был не просто осведомлен о делах босса, но и принимал в них достаточно активное участие. А это уже грозит тюрьмой.
— Фамилия испанца Санчес? — понимая состояние Хуана, подсказал Пазетти.
— Не знаю.
— Ладно, тогда ответьте, как собирался отомстить своему врагу Гальярдо, — зашел с другой стороны Пазетти. — Хотел его убить или, может, намеревался сдать его полиции? Припомните, он говорил что-нибудь об этом?
— Гальярдо все время повторял, что перед законом он чист, а вынужден скрываться, как преступник. Он хотел получить какие-то улики против… того испанца и тем самым оправдаться перед полицией. Еще говорил, что хочет вернуть свое состояние…
— Значит, убийство испанца не входило в его планы?
— Не знаю…
— Ну так пошевели мозгами, черт бы тебя побрал! — не сдержался Пазетти. — Человек хочет представить прокурору доказательство своей невиновности, хочет восстановить свое честное имя и вернуть незаконно отобранное у него состояние. Так будет он вешать на себя убийство? Как ты думаешь?
— Не должен бы… — пробубнил Хуан.
— Слава Богу! — выдохнул Пазетти. — Дошло наконец! А твой босс понял это сразу, потому и согласился на встречу с Гальярдо!
— Значит… — продолжал медленно соображать Хуан. — Вы хотите сказать, что Гальярдо не убивал сеньора Антонио?
— Но ведь это не сам Манчини перевел деньги на его счет?
— Нет, — уверенно заявил Хуан.
— Так за что ж Гальярдо было убивать или хотя бы сдавать полиции твоего босса?
— Вроде бы не за что… — совсем запутавшись, произнес Хуан.
— Послушай, парень, — сказал ему вполне дружелюбно Пазетти, — если ты назовешь имя этого испанца, то не просто поможешь следствию, а исполнишь волю своего покойного патрона. Ведь с Гальярдо они, судя по всему, расстались мирно, значит, Манчини не стал покрывать испанца и не боялся, что Гальярдо выдаст этого негодяя полиции. Тебе это понятно? Что ж ты-то молчишь? Боишься за себя? Так я могу сказать, что твоя помощь следствию тебе зачтется.
Хуан задумался, и Пазетти не торопил его.
— Этот испанец очень опасен, — заговорил сыщик после довольно долгой паузы. —
— Да, — решился наконец вымолвить Хуан.
— Молодец! — похлопал его по плечу Пазетти. — А теперь выкладывай все, что тебе известно о Санчесе.
Прошло еще не менее двух часов, прежде чем Пазетти, весь обливаясь потом, вытянул из Хуана сведения о том, что Санчес — король наркобизнеса в Испании, что Манчини — тоже весьма преуспел на этом же поприще, и что схлестнулись они в борьбе за дешевые наркотики из Средней Азии.
— …Которые поставлял Влад Островски? — проявил осведомленность Пазетти и получил утвердительный ответ:
— Да, из-за Саддама все и началось.
— Саддама?
— Так мы называли Островски, — пояснил Хуан.
— Что ж, спасибо, — сказал Пазетти. — Теперь все встало на свои места. Ты очень нам помог, но, извини, я не могу пока отпустить тебя к твоим клумбам и грядкам. Придется некоторое время провести в камере.
Глава 61
На следующее утро Ярима тщательно причесала свои пышные светлые волосы, придирчиво рассмотрела себя в зеркало и осталась довольна: глаза у нее блестели, на щеках играл легкий румянец, губы складывались в счастливую улыбку. Освеженная сном, она была готова к тому, чтобы стать верной помощницей Херману.
— Ты в самом деле хотел меня видеть? — спросила она, входя к Херману.
Тот отложил в сторону газету, которую читал за утренним кофе. Он был уже одет и тщательно выбрит, но одет по-домашнему — в блузе с открытым воротом, что очень шла к нему. Увидев эту крепкую шею, такую знакомую ямочку между ключицами и курчавившиеся возле уха волосы, Ярима чуть не застонала от страсти, прикрыла глаза и сказала:
— Я пришла.
— Очень рад, — ответил Херман, не выразив ни малейшего удивления, не спросив, каким чудом она здесь появилась. — Что ж, давай попробуем поговорить, Ярима. Может, и найдем общий язык.
— Давай попробуем, — согласилась Ярима, садясь в кресло напротив Хермана.
Он налил ей кофе, подвинул корзинку с печеньем:
— Пей, а я пока буду говорить.
Ярима кивнула и отпила глоток кофе.
— Твоя версия о моем спасении рассыпалась, едва я вышел за ворота нашего испанского прибежища. Моя уверенность, что я — в Колумбии, доставила мне несколько неприятных минут, и, признаюсь, я очень злился на тебя.
— Извини, — сказала с улыбкой Ярима, — я не думала, что ты убежишь от меня с такой прытью. Хотела обо всем рассказать тебе сама, но попозже. И тоже на тебя злилась.