Запретный плод

Драч Маша

Что же, свое решение я принял уже окончательно в середине весны. Я дал положительный ответ ректору и вот скоро должен буду уехать. Разговор с Мелиндой неизбежен, я это прекрасно понимал. Уехать и ничего ей не сказать? Нет, это было бы глупо и подло с моей стороны. Она всё-таки имеет право хоть на какие-то объяснения, пусть и не внятные. Да, знаю, это звучит жестоко, но это была часть моего плана. Если бы я всё рассказал, как есть, то Мелинда не перестала бы меня любить и не согласилась

бы вот так просто всё разрушить.

Пусть она меня лучше ненавидит и презирает, нежели считает святым и идеальным. Набираю номер ее телефона и чувствую, как всё внутри меня просто начинает болеть.

— Алло? — слышу до боли родной и такой нежный голос, который ни раз во время нашей близости так горячо шептал мое имя.

— Нам нужно поговорить, — произношу уж слишком резко и даже грубо.

— Что-то случилось? — она обеспокоена.

Набираю в легкие побольше воздуха, я должен это сказать прямо сейчас. Да, это убьет ее и меня, но я должен, пока у Мелинды есть шанс на нормальную жизнь.

— Да, у меня через час самолет — я улетаю обратно к себе. Я принял решение и оно неоспоримо. Я согласился вернуться в университет.

Быстро отключаю телефон и сильно ударяю кулаком по рулю. Браво, ты запустил механизм, который с точным попаданием в самое сердце убьет тебя, Адриан. Но я готов к этому, вернее, хочу себя в этом убедить.

Я забрал Мелинду к себе, и сейчас вез в свой дом. Мы ехали в полнейшей тишине, что просто сводила меня с ума, но внешне я был совершенно спокойным, словно ничего не происходит.

Моя маленькая девочка находилась в напряжении, я видел это, и чувствовал, что оно постепенно передавалось мне, словно яд.

Наконец, мы оказались в моем доме. Я продолжал хранить молчание потому, что мне просто было невыносимо всё это. Я еще колебался в правильности своего решения.

Я стал у погасшего камина, чтобы хоть как-то увеличить расстояние между нами, а она беззвучно села в кресло.

— Так, значит, ты уезжаешь? — внезапно и слишком тихо спросила Мелинда.

— Да, — кратко и холодно ответил я.

— И когда мы увидимся? — этот вопрос стал для меня ножом, а мой ответ просто вонзил его в мое и в ее сердца.

— Надеюсь, что никогда, — это пик моей бесчеловечности.

— Ты шутишь? — я едва мог услышать ее вопрос, настолько тихо она его задала.

— Мелинда, только без слез и истерик, — нужно идти до конца и не останавливаться.

— Ты меня бросаешь? — сколько боли чувствовалось в ее голосе, мое сердце просто разрывалось на куски.

— Да, — на выдохе отвечаю я.

— Почему?

— Потому, что наша связь — ошибка. Ее не должно существовать, — я посмотрел на нее самым отрешенным и бесстрастным

взглядом, на который был только способен в эту минуту.

— Она уже существует, — Мелинда пыталась оставаться спокойной, и пока ей это блестяще удавалось.

— Верно, и с этим нужно что-то делать, — я принялся расхаживать по комнате.

— И что же?

— Мелинда, ты еще ребенок и многое не понимаешь. Я уеду и забуду о тебе, ты должна поступить так же. В такой способ наша связь исчезнет.

— Ребенок? — Мелинда начала злиться, и я ее прекрасно понимал. — То есть, теперь я стала ребенком. А когда ты меня трахал, об этом даже не вспоминал.

От услышанного я тут же пришел в бешенство. Трахнул?! То есть, наша близость была всего лишь трахом?! Я резко подхожу к Мелинде и, уперев кулаки в деревянные подлокотники кресла, склоняюсь ближе к ее лицу. Гнев перемешался с желанием поцеловать эти пленительные губы, которые так неумело отвечали на мои ласки, но я сдержался, ведь сила моей ярости преобладала над желанием.

— Трахают только шлюх, — прошипел я. — Ты не такая, и никогда не будешь такой, ясно?

— Почему ты меня бросаешь?

Я быстро выпрямился и отвел свой стыдливый взгляд куда-то в сторону — я не мог просто смотреть ей в глаза.

— Так нужно, — кратко отвечаю я, понимая, что выставляю себя полнейшей сволочью.

— Нужно? Кому? — Мелинда смотрела на меня с какой-то надеждой в глазах, а что я? Я — монстр.

— Мне, — я смотрю на нее взглядом, который заставляет мою душу, что хранится в Мелинде, содрогнуться.

Она лишь облизывает свои пересохшие губы и первые несколько секунд ничего не говорит.

— Что же, в таком случае, всё меняется. Скажи, а давно ты начал думать об этом, или, возможно, всё было запланировано с самого начала?

Я посмотрел на свои наручные часы, которые она мне подарила. Этот подарок всегда будет мне напоминать о ней. Теперь это всё, что меня связывает с моей девочкой.

— Это решение пришло ко мне внезапно, — всё так же резко отвечаю я.

— Я совершенно тебя не узнаю.

— Просто ты никогда меня не знала, — моих губ касается ироничная улыбка. — Конечно, я понимаю, каково тебе сейчас, но, пойми, в будущем ты будешь мне благодарна, — я буквально выдавливал из себя эти отвратительные и лживые слова.

— Да, несомненно, я буду благодарна за то, что ты научил меня ненавидеть людей, — она всё это сказала с большой долей сарказма и горечи.

— Не нужно так говорить. Я — не все. И не стоит судить людей только по мне одному.

— Знаешь, я не понимаю, почему ты себя так ведешь, но я не верю ни одному твоему слову.