Запретный сад
Шрифт:
Саня горестно вздохнул. Вот непруха-то! Эдак и на пропитание не хватит. А что, жизнь такая, делиться надо! Всем только дай. И крыше, и ментам, а то вмиг слетишь с места. Еще и пальцы переломают, чтоб неповадно было…
Санек уже совсем было загрустил и собрался уходить. Вспомнилась известная воровская примета – раз уж с самого начала не поперло, не пытай удачу, не дергай ее за рукав. А то дальше еще хуже будет.
Он засунул озябшие руки в карманы, поднял повыше воротник куртки и направился к метро, когда у торгового павильончика с бельем и колготками увидел самую обычную тетку с необъятной сумкой-кошелкой. Такие сумки,
Но у этой в потертом кошелечке мелькали тысячные купюры. Пусть не особо много, но все же… Не с пустыми же руками домой уходить!
Словно почувствовав его присутствие, тетка беспокойно оглянулась по сторонам, спрятала кошелек в недрах необъятной сумки да еще «молнию» для верности застегнула и заспешила по направлению к метро – туда, где змеилась длинная очередь на маршрутку.
Но Санек уже почувствовал охотничий азарт. Чтобы у кошелки из кошелки да деньги не увести! Маршрутки брали с боем, и «его» тетка работала локтями не хуже прочих. Тут уж некогда за сумкой глядеть! В толчее он оказался рядом, в руке мелькнуло маленькое, острое лезвие – и вот он, кошелечек! И рядом еще что-то… Кажется, телефон. И то хлеб, сгодится. Можно барыгам толкнуть.
Спрятав добычу, он выбрался из очереди – и тут же растворился в толпе. Хватит на сегодня.
Людмила Петровна заметила пропажу только в маршрутке, когда оказалось, что ей нечем расплатиться за проезд. Еще и стыда натерпелась… Водитель долго ругался, отказываясь везти безбилетную пассажирку, а она чуть не плакала от огорчения и досады. Ну что теперь делать? Не идти же пешком до дому десять километров, да по морозу?
В конце концов какой-то парень в короткой кожаной куртке внимательно и серьезно посмотрел ей в лицо, ни слова не говоря, достал из кармана две десятки и протянул водителю. Женщина рассыпалась было в благодарностях, но нежданный спаситель равнодушно отвернулся к окну, словно ничего не произошло.
По дороге домой Людмила Петровна совсем испереживалась. Войдя в квартиру, она опустилась на стул. Такой уж тяжелый и неприятный для нее выдался этот день, что сил не осталось даже на то, чтобы снять пальто и сапоги.
Взглянув в ее бледное, расстроенное лицо, дочь кинулась к ней, принялась тормошить:
– Мам, ты чего? Что случилось-то, а? Ты говори, не молчи, говори как есть!
– Доченька… Беда у нас, – вымолвила она непослушными губами, протягивая дочери разрезанную сумку, – видишь, деньги вытащили…
Она заплакала, лицо ее сморщилось некрасиво, совсем по-старчески. Людмила Петровна чувствовала себя очень виноватой за то, что не уберегла деньги, доставшиеся ей таким тяжким трудом, и теперь придется как-то выкручиваться, но дочь, против ожиданий, как будто вовсе не расстроилась.
– Фу-ты, господи, напугала как! Я уж думала – заболела или помер кто.
– В милицию, наверное, заявить надо! Может, еще найдут его, паразита?
Но Танька только руками всплеснула:
– Мам, ну ты как маленькая прямо! Какая милиция? Они у тебя и заявление-то не примут… Охота им за воришками бегать!
Она вдруг села рядом, обняла за плечи и прижала к себе вздрагивающее от рыданий тело.
– Мамуль, ну ты чего? Не плачь, пожалуйста, я тебя очень прошу!
Потом они долго сидели на кухне вдвоем, разговаривали о своем житье-бытье. Давно они так не сидели… В конце концов Таня решительно сказала:
– Знаешь что, мама, я подумала… Хватит тебе сортиры мыть! Наработалась уже. Лучше ты со Славиком сиди, а я работать пойду. У нас тут парикмахерская новая открывается – близко, всего через два дома! – так объявление висит, что мастера нужны.
Поздно ночью, когда в дочкиной комнате погасла полоска света под дверью и даже маленький Славик утыркался наконец в кроватке и безмятежно посапывал с соской во рту, Людмила Петровна еще долго ворочалась в постели без сна и ругала себя. Она горевала об испорченной сумке, о кошельке, о пропавших деньгах – пусть и невеликих, но так необходимых сейчас для ее маленькой семьи, а больше всего – о том, что ее так бессовестно обокрали и что этот негодяй, который не побрезговал взять последнее у нее (а наверное, у многих таких, как она!), останется безнаказанным и будет гулять себе на свободе…
Только сейчас она вспомнила о телефоне – и эта мысль пронзила ее новой мукой. А она сама-то – много ли лучше? Поделом же старой дуре! В первый раз в жизни взяла чужое, позарилась – и вот, пожалуйста…
С этими мыслями Людмила Петровна заснула.
– Уважаемые пассажиры! Наш самолет совершил посадку в аэропорту острова Мауру. Температура воздуха за бортом – плюс двадцать восемь градусов. Командир и экипаж прощаются с вами и желают всего наилучшего.
Борис открыл глаза и поднял голову. Нежный голос стюардессы вернул его к действительности. Вот это называется заснул так заснул! И не заметил, как пол земного шара обогнул. Даже пересадка в Хитроу теряется в алкогольном тумане… Остается только удивляться, как он не оказался где-нибудь на Огненной Земле или в Новой Зеландии.
Но, как говорится, все хорошо, что хорошо кончается! Борис отстегнул ремень безопасности и направился к выходу. Хмель давно испарился, голова была совершенно ясная, и даже похмелье, кажется, в этот раз ему не грозило… Но на душе все равно было неспокойно. Просто кошки скребут!
Было ощущение, что он забыл что-то очень важное, может быть, даже совершил непоправимую, фатальную ошибку… Борис напряженно думал об этом, но ответа не находил.
Эта мысль сидела в мозгу, словно заноза. По дороге от аэропорта из окна такси он смотрел на океан, на пальмы, шелестящие под ветром широкими листьями, похожими на огромные зеленые веера, но почему-то эта красота его не трогала и не волновала – пожалуй, впервые в жизни.
Оказавшись в отеле, он решил связаться с местными партнерами – банкирской конторой «Хиггинс и сыновья». Борис достал телефон, набрал номер, коротко переговорил с Айзеком Флетчером – хитрым, лукавым евреем, который хотя и не имел никакого отношения к семейству Хиггинс, но заправлял всеми делами в их конторе уже много лет. В голосе старого лиса звучала такая неподдельная радость, словно он обрел давно потерянного сына, – впрочем, как и всегда в предвкушении хороших комиссионных.
Борис молча выслушал уверения в том, что все в полном порядке, документы давно готовы, остается только подписать их. Он пообещал заехать через час, отсоединился…