Запрос в друзья
Шрифт:
Весь вечер мы провели вместе; это был один из тех волшебных вечеров, которые должны длиться бесконечно. В воздухе повисло дневное тепло, мы сидели нога к ноге в пивном дворике, пили и обменивались историями. В толпе мы были одни. Люси и все остальные мои и его друзья куда-то отдалились, так что, когда паб закрывался, мы стояли на улице вдвоем. Он наклонился, чтобы поцеловать меня, внутри у меня все поплыло; я притянула его к себе, мои руки цепляли и тянули его волосы. А он обнимал меня так крепко, что я едва могла дышать. Я ухватилась обеими руками за этот,
— И вы поженились?
— Да.
Кажется несправедливым уложить пятнадцать лет моей жизни в такой короткий ответ, но даже если бы я и захотела, не смогла бы подобрать слова, чтобы поведать Эстер о том возбуждении, которое я испытывала с ним, о том, как он стал всем для меня, по крайней мере до момента рождения Генри, и какую боль он мне причинил.
— А твой мальчик… Сэм его отец?
— Да.
Из тех отцов, что подбрасывают сына в воздух, но не желают подтирать за ним рвоту с пола.
— Так ты думаешь, что это был тот тип, с которым пришла Софи? — спрашивает она, видя, что я не собираюсь вдаваться в подробности. — Он это сделал? Ты ведь разговаривала с ним?
— Мы немного поболтали, и все. — Я стараюсь, чтобы это не прозвучало как оправдание. — Мне он показался приятным. Не могу представить, что он способен на такое. Хотя я никого не могу представить на месте убийцы, но ведь кто-то же это сделал? Неожиданно начинаешь понимать, что все эти жуткие вещи, о которых сообщают в новостях, происходят с такими же, как мы, обычными людьми. Они ничем не отличались от нас, они просто жили, занимались своими делами, пока все не перевернулось с ног на голову.
— А как Мэтт Льюис? — интересуется она. — Он всегда был неравнодушен к Софи.
Учитывая, что Эстер не входила в нашу компанию, она весьма недурно информирована.
— Ну да, он за ней увивался, но вряд ли это повод, чтобы убить ее через двадцать семь лет.
— Пожалуй, да. Ты же не считаешь, — она колеблется, — что твой запрос на «Фейсбуке», подарки на день рождения…
— Я не знаю, Эстер. Об этом и хотела с тобой поговорить. Я получила от нее еще сообщения.
— О чем?
Я пересказываю содержание посланий.
— Эстер, мы фактически признали, что она жива. Где она могла быть все эти годы?
Эстер останавливается и облокачивается на перила; ее взор устремлен за реку — на собор Святого Павла, озаренный солнечным светом.
— Я не знаю. Ведь ее тела так и не нашли? Но почему она вернулась именно сейчас? И как вообще?
— Без понятия. Но то, что Тим говорил о ней в настоящем времени… Знаешь, я виделась с ним. Не на вечере. Когда я встретила его в Шарн-Бей, он сказал, что пойдет на вечер вместо нее, а потом не появился. Разве что… вроде бы и появился. Я видела, как он разговаривал с кем-то около школы.
— Тим
— Да, но не на самом вечере. Когда я выходила покурить, он стоял на школьной подъездной дорожке.
— Это странно. Интересно, почему же он не зашел? Полагаешь, он передумал, когда подошел к школе? Хотя, если прикинуть, это весьма странный поступок. Я имею в виду, пойти на вечер выпускников. Если тебе эти люди симпатичны, так ты сохраняешь дружбу с ними, а если ты их не любишь, то за каким чертом тебе вообще туда идти? Из любопытства?
— Ты же пошла, — саркастически замечаю я.
— Да, и жалею об этом. Хотя бы потому, что я бы не впуталась во все это. И мне казалось, что так я смогу забыть о прошлом. Но я не забыла. Я не могу. Я должна была показать всем: посмотрите, как я успешна, вот мой муж и дети. Как же это чертовски глупо! Надо было просто выложить на «Фейсбуке», как все поступают. — Ее рука сжимает перила.
— Эстер, это не глупо. Я узнала о вечере через несколько месяцев после того, как о нем объявили. Мне никто не сообщил, и меня это очень задело. И если кто и повел себя глупо, так это я. Какое это вообще имеет значение?
— Да никакого. Однако имеет, — говорит Эстер. — Все это имеет значение. Мне вот как-то обидно: если она осталась жива, то почему не дала мне знать? Мы ведь стали близкими подругами перед ее смертью. Она многим делилась со мной. Ты знаешь, что произошло с ней в прежней школе? Она тебе когда-нибудь об этом рассказывала?
— Думаю, как-то раз она хотела рассказать. — Маячащие в темноте шезлонги, дыхание, клубящееся в ночном воздухе. Два сплетенных мизинца.
— Тот парень помешался на ней. Все это было довольно неприятно. Теперь это называется домогательство, на это накладываются запреты и все такое. Но в те времена они никак не могли его остановить, пока он не напал на нее физически.
Она поворачивается и молча идет вдоль берега.
— Луиза, чего ты хочешь от меня? Зачем ты позвонила?
Я хочу хоть одну ночь проспать спокойно. Я хочу изменить прошлое. Я не хочу оглядываться, стоя на платформе в метро, хочу перестать думать о том, что кто-то столкнет меня с моста.
— Я боюсь, Эстер. Я просто хочу узнать, что случилось с Марией, что случилось с Софи. — Мне надо знать, насколько я в этом виновата и я ли следующая.
— Пусть с этим полиция разбирается.
Она не знает, что я не рассказала полиции про запрос в друзья от Марии. Меня ошеломляет мысль о том, сколько всего ей известно. Мне приходит в голову, что я не имею понятия о том, что я здесь делаю.
— Да, возможно, ты права. Послушай, Эстер, мне пора идти забирать Генри из школы.
— А, хорошо. Ладно. Увидимся еще… когда-нибудь?
— Да, было бы замечательно. — Я фальшивлю, словно ухожу с неудавшегося ужина, но стараюсь сохранить лицо: — Пока.
Я разворачиваюсь и удаляюсь тем же путем, стараясь казаться решительной. Ветер, который подгонял нас, теперь кусает мое лицо и заставляет слезиться глаза.