Запрос в друзья
Шрифт:
— Может быть, есть данные экспертизы, которые выводят тебя из-под подозрения? Должно же что-то быть.
— Надеюсь. — Мы идем дальше. По мере того как мы удаляемся от игровой площадки, голоса детишек становятся все тише. — Можно тебя кое о чем спросить?
— Давай. — Я сжимаю кулаки и еще глубже засовываю руки в карманы.
— А почему ты так уверена, что я этого не делал?
— Ты помнишь, мы ведь провели ночь вместе? — От беспокойства мои слова искажает сарказм.
— Помню, но я мог все проделать до того. Мы уехали в двенадцатом
Несмотря на всю серьезность нашего разговора, я не могу сдержать улыбки.
— Отчасти поэтому, если говорить честно, — замечаю я.
— Почему именно?
— Ну, по тому, как ты говоришь: «выманить ее в лес». Тот, кто это сделал, так никогда в жизни не сказал бы.
— А как бы он сказал?
— Я не знаю, но выманивать человека в лес — это текст из плохого телефильма.
— Ладно, а почему ты не подозревала меня до того, как я это сказал?
Мы доходим до пруда, и я предлагаю присесть на скамейку, медля с ответом. Одна из планок скамейки обломана на конце; чтобы избежать острых краев, я придвигаюсь поближе к Питу. Он остается сидеть на месте.
— Луиза? — Наши ноги почти соприкасаются, мы сидим практически вплотную друг к другу. Его руки лежат на коленях, кожа вокруг ногтей растрескалась и воспалилась, как будто он ее разодрал.
— Я уверена, что это был не ты, потому что я знаю, кто это сделал. — Слова срываются сами, прежде чем я успеваю остановиться.
— Что?! — Он вскакивает и отходит на несколько шагов от меня, потом возвращается. — Какого хрена ты тут несешь?! Если ты знаешь убийцу, какого черта не сказала полиции об этом?
— Нет, прости, я неверно выразилась. Я не знаю, кто именно убил Софи, но я знаю точно, что это тот же человек, который присылал все эти послания мне и Софи перед ее смертью. Это связано с тем, что произошло еще в школе.
— Что?! Ты имеешь в виду травлю, о которой ты мне рассказывала? А что за послания?
Он садится обратно на скамейку, гнев его постепенно стихает. Когда я понимаю, что сейчас расскажу ему все, с меня спадает напряжение и узел внутри немного ослабевает. Питу можно знать, ему так же, как и мне, есть что терять.
— Тебя ведь нет на «Фейсбуке»?
— Нет, я уже говорил тебе, что держусь подальше от социальных сетей, — отвечает он. — Они — сборище чокнутых.
— Ну, а я есть, — говорю я и начинаю свое повествование.
Дойдя до выпускного, я запинаюсь, то и дело поглядываю на него, опасаясь увидеть ужас или отвращение на его лице. Но он никак не реагирует, не перебивает, и я заканчиваю свой рассказ, включая послания от Марии на «Фейсбуке», свидание по Интернету и происшествие в парке. Умолкнув, я отодвигаюсь от него, и обломок доски впивается мне в ногу.
— Теперь ты все знаешь. Убийца Софи и есть тот человек, который посылал мне эти письма. Это может быть либо кто-то из нашего школьного
— Полагаю, да. Но…
— Ты меня ненавидишь за это? — спрашиваю я. На глаза наворачиваются слезы. Мне стыдно оттого, что я так по-детски нуждаюсь в поддержке.
— За то, что ты сделала с Марией? Нет, я тебя не ненавижу. Ты была молодой. Ты приняла неправильное решение, вот и все. Это свойственно молодым людям. Да, последствия этого были катастрофичными, непредсказуемыми, но это было всего лишь неправильное решение. Я думаю, что ты уже заплатила за него с лихвой. — Он берет мою руку, в его глазах стоит мольба: — Но, Луиза, неужели ты не понимаешь? Это же может вывести меня из-под подозрений. Если ты расскажешь полиции…
Я выдергиваю свою руку, как будто он пытался ее укусить.
— Нет, я же сказала тебе, что не могу этого сделать.
— И я тебя понимаю. На самом деле. Но ты могла рассказать хотя бы про послания от Марии, тебе даже не придется упоминать про травлю, не говоря уж про подсыпанный в коктейль экстази.
— Они захотят узнать, почему Мария так домогалась меня, что я ей сделала. Они начнут задавать вопросы, на которые я не хочу отвечать.
— Но ты же сказала, что в посланиях нет ничего про экстази, а все остальное — это так, девчоночьи разборки. У полиции это не вызовет интереса.
— Но если они решат выяснить, что Мария имеет в виду, они начнут копать. Они найдут ее или того, кто посылает эти сообщения. А кто бы это ни был, он знает, что я натворила, и расскажет об этом полиции… Я этого не вынесу. Ты не понимаешь.
Только Сэм это понимал. Единственный человек, который мог это понять, и в душе я стремлюсь оказаться поближе к нему, в нашем спасительном коконе: только мы вдвоем против всего мира, и, защищая меня, он никогда меня не выдаст.
Пит отворачивается от меня, сжимая руками голову.
— Помнишь тот день, когда мы встретились в кафе и договорились молчать и не говорить ничего полиции?
— Да.
— Так вот, у меня была причина держаться подальше от полиции. В университете я познакомился с одной девушкой. Мы были друзьями, но у нее были… проблемы, думаю, это так называется. Она любила оставаться в моей комнате в общежитии, между нами ничего не было, хотя, думаю, она бы этого хотела. Однажды ко мне в дверь постучали. Это была полиция. Мне сказали, что против меня выдвинуто обвинение — опасное посягательство сексуального характера. Это она меня обвинила. Она утверждала, что я пытался ее… изнасиловать. Представляешь? Что я повалил ее и удерживал, угрожая нанести ей увечья, если она не… Но ей удалось вырваться до того, как я… ты меня понимаешь. — Он все время смотрел в землю, но теперь поднял взгляд на меня.