Запуск разрешаю! (Сборник)
Шрифт:
Еврей
Лет через шесть после нашей свадьбы звонит взволнованная жена из Ленинграда и спрашивает: «Сережа, ты и вправду
Главное, всего два дня назад уехала в командировку, и такой срочный вопрос по телефону.
Я давно привык к этим странным, исходящим неизвестно откуда волнам нездорового интереса: «Где ты шлялся сегодня ночью?», или «Почему ты не член КПСС?». Тут главное — не торопиться с ответом. Выяснить побудительные мотивы. Угадать ход мыслей.
— Ты и вправду еврей?
После обязательной в таких случаях паузы отвечаю асимметрично:
— Помнишь, у Слуцкого — «все мы немножко лошади…».
— Говори конкретно, — оборвала жена, — надоели твои вечные отговорки.
— Если люди немножко лошади… Почему им не быть чуточку евреями. А что?
— Ничего. Просто зачем было скрывать? Почему об этом я узнаю последней, от чужих людей?
На линии слышен треск. Откуда-то донесся стон упавшей гитары.
— Значит — жид? — после паузы сказал мужской голос.
Аппарат у нас параллельный. Иногда трубку берут соседи.
— Слушайте, дайте поговорить. Вера, что за странные вопросы? Какой я еврей?
— Не говорю, что это плохо. Но мог бы признаться.
— Ерунда какая-то. Легко докажу, что это не так. Вчера, например, меня занесли в чужую квартиру и бросили мимо кровати. Ты знаешь евреев…
— Не отпирайся. Тебя видели на еврейской сходке. Ты был там запевалой.
— Вера…
— Молчи. Мне сегодня звонили Кузнецовы… Почему ты такой?
— Какой?
— Скрытный.
Да, позвонили утром жене в Ленинград знакомые. Не могли дождаться ее возвращения из командировки. Денег не пожалели, что на них не похоже. Прямо настоящие друзья.
— Вера, — сообщают, — есть две новости. Одна хорошая, а вторая странная какая-то.
Жена отвечает:
— Давайте с хорошей. Странных у меня без вас хватает.
Кузнецовы докладывают:
— Хорошая новость. Наконец-то сбылась мечта твоего мужа. Он пел.
— Это все?
— Нет. Утром в новостях его показывали по телевизору. Представляешь — пел! Теперь спроси где.
— А чего спрашивать? — привычно отвечает жена. — Ванная, кухня, туалет — вот пространство, соответствующее масштабу его личности.
— Вера, ты не поверишь. Он пел в большом зале обкома партии! Пел соло! С ума сойти. Мы в восторге.
— А вторая новость какая?
— Твой муж — еврей, — сказала Кузнецова.
— Нет, предводитель евреев, — авторитетно заявил в трубку Кузнецов.
— И песню он исполнял странную, не нашу.
— Против русских, — с казал-отрезал Кузнецов.
Самое интересное — это соответствовало и моим смутным ощущениям. Пришлось напрячься. Что же было вчера — до того, как знакомые
Вечером позвонил Аркадий — мой приятель из обкома КПСС. Молодой, перспективный инструктор. Мы с ним когда-то работали в одной мехколонне. Потом он заделался секретарем комитета ВЛКСМ управления связи — я поехал в сельский район. Аркадий перешел в райком комсомола — меня разжаловали из прорабов в мастера. Он выдвинулся в инструкторы обкома партии — меня отправили в самое глухое место области достраивать запущенный лесхоз. Карьеры наши развивались стремительно, но в разных направлениях. Его ждало светлое будущее крупного партработника. Меня — судьба типичного неудачника.
Как-то встретились.
— Все мотаешься по области?
— Приходится.
— Не надоело?
— Конечно. Я же не сумасшедший.
— Вот и я о том же, — говорит Аркадий, — подумаю, что можно для тебя сделать. Червонец найдется?
Через неделю звонит:
— Слушай, в Октябрьском райкоме комсомола освободилось место инструктора. В отделе работы со школьной молодежью.
— Это где?
— Центральный район города, тундра. Если хочешь, подай заявление.
— Вот так, с улицы?
— Почему с улицы. Я поговорю с кем надо. Возьмут.
— Спасибо, конечно, но сомневаюсь. Какой из меня инструктор? Я, например, без слов-паразитов давно не разговариваю.
— Без мата, что ли?
— Ну да.
— Они тоже.
— Кто? Школьники?
— Коллеги по комсомолу. Не дрейфь. Соглашайся. Это — не на всю жизнь. Осмотришься, заведешь связи. Потом выдвинем в райком КПСС. Затем — инструктором в промышленный отдел. Мне свои люди не помешают. А ты парень башковитый, продвинешься.
— Этого я и боюсь, — отвечаю. — Встану на скользкую дорожку. Не соскочить.
— Слушай, ты хотя бы комсомолец?
— Конечно, — говорю. — Отчетливо помню. Вступал. Отметили. В тот день впервые попал в милицию…
— Тогда пиши заявление, — не дослушал Аркадий, — а там посмотрим.
Подумал-подумал. Поговорил с женой. Она согласилась сразу.
В общем, написал я заявление.
В назначенный день пришел в горком комсомола. За столом — комиссия. Человек пять моего возраста. Спросили, почему без значка. Говорю: «Он у меня на рабочей телогрейке остался. А так я без значка в лесу ни шагу». Начали спрашивать, мол, почему иду в отдел школьной молодежи.
Вспомнил, что студентом тренировал второклассников из подшефной школы. Играл с ними в футбол. Еще вел кружок авиамоделирования… Соврал конечно. В детстве хотел в него записаться. Это правда.
— Хорошо, — говорят. — Трудности вас не пугают?
— Нет, — отвечаю. — Я пять лет — мастером на стройке. Давно ничего не боюсь.
— Ладно. Завтра приходите со всеми документами. Будем оформлять.
Вечером звонит Аркадий.
— Как собеседование?
— Вроде берут.
— Еще бы, — отвечает. — Звонок из обкома КПСС пока еще кое-что значит.