Заратустра: Смеющийся пророк
Шрифт:
Невозможное всегда поднимает человеческое сознание на более высокий план. Быть может, вы ничего не найдете, но вы станете сверхчеловеком.
В конце концов, человек живет только тем, что внутри него.
Прошло то время, когда случайности еще встречались на пути моем; что же может встретиться мне теперь, что не было бы частью моей и достоянием моим!
Теперь в его жизни нет случайностей — что имеет в виду Заратустра? В вашей жизни происходят случайности, потому что вы выбрали определенную цель, и если вы сбились с пути, вы ее не достигаете. Вы хотели попасть на поезд, но приходите на вокзал слишком
Случайности происходят только оттого, что мы хотим, чтобы наша жизнь складывалась определенным образом, а что-то идет не так, что-то мешает, препятствует, что-то стоит на пути. Вы хотите, чтобы было иначе, чтобы это оказалось не так; вот почему бывают случайности.
Заратустра говорит: Прошло то время, когда случайности еще встречались на пути моем. Теперь ничто не может быть для меня случайностью, ибо я принимаю все. Даже случайность хороша, заблуждение хорошо. Я не стремился ни к какой определенной цели.
Это нечто необычайно глубокое; такой человек может прийти к пониманию с жизнью, к такой глубокой связи и гармонии, что все, что бы ни случилось — хорошо. Он не просит, чтобы нечто произошло, он просто открыт — что бы ни случилось, это хорошо, что бы ни произошло — это именно то, что он хотел.
Выйти за пределы случайности означает, что вы достигли необычайной созвучности с существованием. Неудачи невозможны, разочарование невозможно. Ваша тишина и спокойствие ненарушимы.
Гаутама Будда назвал такое понимание "таковость". Что бы ни случилось, он говорит: "Так и должно быть". Если вы ожидали другого, вы безусловно расстроитесь и будете разочарованы — жизнь оказалась неблагосклонна к вам. Но для Гаутамы Будды жизнь всегда добра, существование всегда милосердно; что бы ни случилось, именно так и должно было быть.
У Гаутамы Будды нет других желаний, чем у самого существования.
Его слово очень красиво. Его оригинальное слово — татхата, и из-за этого слова, оттого, что он постоянно пользовался им... Умирает ученик, и он говорит: "Очень хорошо, пришло его время". Никто не умирает не вовремя, хотя на каждой могиле и написано: "Этот бедняга умер безвременно". Никто не умирает безвременно, все умирают вовремя, в точности тогда, когда им должно. Из-за этого слова татхата, "такова природа вещей", его назвали Татхагата — человек, который верит в таковость.
Такого человека нельзя расстроить. Он примет это расстройство как нечто абсолютно желанное, ожидаемое. Нет никакого противления, никакого недовольства. Не то, чтобы он как-то принимает это — есть тотальное приятие.
В тотальном приятии случайности прекращаются, и жизнь становится совершенно другим переживанием, где нет разочарований, нет случайностей, нет бедствий, где
Ко мне и в меня возвращается, наконец, мое истинное я - те части его, что так долго были на чужбине, рассеянные среди многих вещей и случайностей. Теперь я собрал воедино все разрозненные части. Наконец-то я дома!
Но помните, дом не означает, что он собирается сидеть на одном месте. Его дом — странничество, его дом — восхождение в горы. Он обрел свою самую чистую страсть — и это не что иное, как желание превзойти себя. Это он называет "возвратиться домой", стать единым; собрать все разбросанные части и создать органическое единство.
И еще одно знаю я точно: теперь стою я перед последней вершиной моей и перед тем, что давно уже было предназначено мне. О, на самый трудный путь предстоит мне вступить! О, начал я самое одинокое свое странствие! До сих пор он был со своими учениками. Теперь он абсолютно один и пускается в самое долгое странствие — странствие, которое, быть может, не закончится никогда, которое только начинается, но никогда не заканчивается.
Но тому, кто сродни мне, не избежать этого часа — часа, что говорит так: "Только теперь вступаешь ты на путь величия! Вершина и пропасть ныне слились в одно!" Он говорит: "Человек моего сорта, готовый отправиться в самое длинное путешествие, прекрасно зная, что оно, возможно, никогда не кончится, и в полном одиночестве, в глубине сердца чувствует: лишь теперь я вступаю на путь величия".
Вершина и пропасть — высочайшее и нижайшее — слились в одно, ибо теперь для меня нет ничего высокого и ничего низкого.
Если я упаду в самую глубокую пропасть, это — странствие; если я достигну высочайшей вершины — это странствие. У моего странствия больше нет цели. Вершина и пропасть стали одним; они слились ныне в одно.
Когда приходит такое переживание, вы — едины: ваше глубочайшее "я" и ваше высочайшее "я". Вы — весь спектр радуги, от одного края до другого.
Ты следуешь своему пути величия: то, что до сих пор было для тебя последней опасностью, стало теперь последним убежищем твоим!
То, что в начале считалось высшей опасностью — одинокое путешествие, о котором никто не знает, закончится оно где-нибудь или нет, приведет оно куда-нибудь или нет... это всегда опасно. Вот почему люди держатся в толпе. Они не одни, они остаются христианами, индуистами, мусульманами; они остаются индийцами, немцами, англичанами. Они всегда цепляются к какой-нибудь толпе — нации, религии, организации, какой-нибудь политической идеологии — лишь бы избежать одиночества, ведь мы внушили себе, что все эти миллионы людей не могут ошибаться. Но беда в том, что все думают то же самое.