Заратустра: Танцующий Бог
Шрифт:
Никто из его последователей никогда не говорил ему: «Разве это правильно, что ты называешь себя пастырем и превращаешь нас из людей в овец?» Однако в некотором смысле он был прав: толпа людей — не что иное, как стадо овец.
Лев живет один. У Кабира есть такие слова: «Львы и святые никогда не ходят стадом. Они самодостаточны».
Только бараны — полные страха, боящиеся одиночества - живут стадом, ходят стадом. Вы когда-нибудь видели, как идет стадо баранов? Между двумя баранами не остается никакого пространства, они трутся друг о друга. Так тепло и уютно, и это дает им некоторую защиту. Каждый баран
За пятьсот лет до Иисуса Заратустра говорит: Заратустра не станет пастухом и собакой для стада! Он хочет быть только товарищем, другом. Сманить многих из стада — вот для чего пришел я. Он и пришел с гор для того, чтобы сманить многих из стада, из людской толпы — вот для чего пришел я. Негодовать будут на меня народ и стадо — а как же! Я знаю это по своему опыту. Весь мир зол на меня, и в их гневе есть некоторая логика. Я забрал несколько смелых людей из их стада, из их паствы.
Немецкое правительство негодует больше всех. Их парламент даже обсуждал этот вопрос: стоит немецкому юноше или девушке поехать к этому опасному человеку, как с ними что-то происходит — они возвращаются совершенно другими. «Во-первых, многие из них вообще не возвращаются. А во-вторых, если они возвращаются, они больше не принадлежат нашему обществу. Они перестают быть христианами, они перестают быть немцами».
Негодовать будут на меня народ и стадо: разбойником станут звать пастухи Заратустру. Он абсолютно прав. Всего несколько дней назад мне сообщили, что американское правительство, в конце концов, согласилось поместить мое имя в список преступников, разыскиваемых Интерполом — международной полицией. Теперь я один из тех, кто в розыске.
Я не прячусь — это сделано просто для того, чтобы восстановить против меня все правительства. Я не совершил никакого преступления, но любое правительство, увидев мое имя среди «преступников в розыске» — а это международные преступники — немедленно остановит меня, если я когда-либо захочу приехать в их страну. Интерпол ничего не может сделать — потому что я ничего не сделал. Но мое имя в списке поможет американскому правительству убедить другие правительства: этот человек — международный преступник.
Если помогать людям, превращаться из овец во львов — преступление, то я преступник. Если помочь людям стать просто людьми — не христианами, не иудеями, не индуистами - преступление, то я международный преступник. И все религии согласятся, потому что никто не хочет, чтобы забирали овец из их паствы. Я разбойник.
Ни одна страна не хочет, чтобы национальностью пренебрегали. Я против национальности, ибо это одно из наихудших бедствий в мире. Я хочу мира без наций. Национальность — не нечто похвальное; это причина всех войн, всех кровопролитий. Естественно, все нации согласятся, что я — международный преступник.
Прозрение Заратустры поразительно: Я сказал «пастухи», они же зовут себя добрыми и праведными. Пастухами назвал я их, они же зовут себя верующими в истинную веру.
Взгляните
Британский парламент решил, что я не могу вступить на территорию Англии, потому что не верю ни в какие законы. Американское правительство сообщило всем другим, что я — разрушитель законов.
Но эти законы — причина того, что тысячи людей сидят за решеткой. Их следовало бы поместить в больницы, в психиатрические клиники; им нужно лечение, им нужна любовь, ласка. Именно общество несет ответственность за то, что оно сделало их убийцами, насильниками или ворами — но никто не наказывает общество. Наказаны жертвы. Разве человек стал бы насильником, если бы общество не было так одержимо сексом и его подавлением?
Именно религии и общество выступают против секса, и они же являются причиной всевозможных извращений. Насильник — одно из извращений. Этому человеку нужна помощь психиатра, а не наказание тюрьмой, поскольку в тюрьме он станет еще более извращенным.
Америка как раз признала, что тридцать процентов заключенных в тюрьмах — гомосексуалисты; а когда правительство что-то признает — умножай на три. Если они говорят «тридцать процентов», это значит все девяносто. Не меньше. И они настаивают, что в тюрьмах не должно быть гомосексуализма; в противном случае режим должен быть более строгим. А заключенные протестуют: «Это не ваше дело».
Если два человека желают общения, а вы не допускаете в мужские камеры женщин... У женщин своя тюрьма, у мужчин — своя. Дайте мужчинам и женщинам сидеть в одной тюрьме, и гомосексуализм исчезнет. Но чтобы заставить людей... а однажды они выйдут из тюрьмы; после десяти лет подавления сексуальности они выйдут из-под контроля. Они будут насиловать — и тогда закон вновь бросит их в тюрьму. А именно тюрьма создала насильника. Это порочный круг.
Вы думаете, это преступники делают закон необходимым? Или закону нужны преступники; а иначе все тюрьмы, все адвокаты, все прокуроры останутся без работы? Они нужны друг другу. Дело налажено отлично. Преступники нужны судьям, чтобы те были судьями; знаменитым адвокатам, знатокам законов, чтобы те получали большие деньги; преступники нужны, чтобы содержать тюремщиков и огромный штат управляющих заключенными.
Этот порочный круг нужно разорвать; нужно устранить причину. А если, тем не менее, кого-то застали на месте преступления, для которого нет уважительной причины, нет никакой необходимости отдавать его под суд. Он нуждается в психиатрическом лечении. Что-то не так — либо в его химии, либо в его биологии, либо в уме — это можно вылечить.
Возможно, у насильника больше сексуальных гормонов, чем у обычных людей; это предположение психологов. Все, что нужно — это удалить избыточные гормоны или ввести антитела, которые могут аннулировать лишние гормоны в его теле. Когда он совершает насилие, он делает это почти вынужденно; он не может устоять, он не управляет собой.
Да, я не слепой приверженец закона. Законы были установлены в прошлом. Мы должны жить в настоящем. И нам придется жить в будущем. И есть такое количество глупых законов, которые заставляют людей совершать преступления.