Заратустра: Танцующий Бог
Шрифт:
Лев — это революция.
Начало этой революции — священное «нет».
В сознании верблюда есть постоянная потребность, чтобы кто-то вел его и говорил ему: «Ты должен делать так». Ему нужны десять заповедей. Ему необходимы все религии, все священники и все эти священные писания, потому что он не может доверять себе. У него нет ни смелости, ни духа, ни жажды свободы. Он послушен.
Лев — это жажда свободы, желание уничтожить все тюрьмы. У льва нет потребности, ни в каких вождях; он самодостаточен. Он никому не позволит сказать себе: «Ты должен», — это оскорбляет его гордость. Он может сказать только «Я хочу».
Но даже лев — не самый высокий пик человеческого роста. Высочайший пик — когда со львом также происходит метаморфоза, и он становится ребенком. Ребенок — это невинность. Это не послушание и не непослушание; это не вера и не неверие — это чистое доверие, это священное «да» существованию и жизни со всем тем, что она включает.
Ребенок — это самая вершина чистоты, искренности, подлинности, восприимчивости и открытости для существования. Эти символы очень красивы.
Мы будем вникать в скрытый смысл этих символов так, как Заратустра описывает их — один за другим.
Я говорю вам о трех превращениях духа: о том, как дух стал верблюдом, верблюд — львом и, наконец, лев — ребенком.
Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, способного к почитанию: всего самого трудного и тяжелого жаждет сила его.
Заратустра не благоволит слабым, не поощряет так называемых смиренников. Он не согласен с Иисусом в том, что «блаженны кроткие», что «блаженны смиренные», что «блаженны нищие духом, ибо они унаследуют царство Божие». Он полностью за сильный дух. Он против эго, но не против гордости. Гордость — это достоинство человека. Эго — ложная сущность, и не следует считать их синонимами.
Эго — это нечто лишающее вас вашего достоинства, лишающее вас вашей гордости, поскольку эго должно зависеть от других, от чужого мнения, от того, что говорят люди. Эго очень хрупко. Людское мнение может измениться, и эго растает в воздухе.
Мне вспомнился великий мыслитель, Вольтер. Во времена Вольтера во Франции был обычай — очень старая традиция: что если вам удастся что-то получить от гения — хотя бы лоскуток одежды — это поможет вам обнаружить свои собственные таланты, если не сделает вас гением.
Вольтер был настолько прославлен и уважаем как великий мыслитель и философ, что даже для утренней прогулки ему требовалась защита полиции. И когда он отправлялся, например, на вокзал, ему тоже нужна была охрана. Защита полиции была необходима потому, что вокруг собиралась толпа, и люди начинали рвать его одежду. Бывали случаи, когда он приходил домой почти раздетый, весь исцарапанный, окровавленный; слава и известность приносили ему очень большие неприятности.
Он писал в дневнике: «Я всегда думал, что быть знаменитым — великое счастье. Теперь я знаю, что это бедствие. И я снова хочу как-нибудь стать заурядным человеком, безымянным; чтобы никто не узнавал меня, чтобы я мог спокойно ходить, и никто не обращал бы на меня никакого внимания. Я устал быть знаменитым, известным. Я стал узником в своем собственном доме. Небо полно красок и закат так
Та же самая толпа сделала его великим человеком. Спустя десять лет в своем дневнике в глубокой депрессии и печали он замечает: «Я не предполагал, что мои молитвы будут услышаны». Мода проходит, людское мнение меняется. Сегодня кто-то знаменит, а завтра никто о нем не помнит. Сегодня о тебе никто не знает, а завтра тебя внезапно возносят на вершины славы. Это случилось и с Вольтером. Постепенно на горизонте появились новые мыслители, новые философы; в частности, место Вольтера занял Руссо; и люди забыли Вольтера. Человеческая память не слишком долговечна.
Мнения меняются точно так же, как мода. Когда-то он был в моде, а теперь в моду вошел кто-то другой. Руссо был в корне противоположен Вольтеру; его слава совершенно уничтожила Вольтера. Молитва Вольтера была исполнена: он стал неизвестным. Охрана больше не требовалась. Теперь никто не удосуживался сказать ему даже «здравствуйте». Люди его совершенно забыли.
Только тогда он понял, что лучше быть пленником. «Теперь я свободен идти куда захочу, но это причиняет мне боль. Рана становится все глубже и глубже — я жив, но кажется, люди сочли, что Вольтер умер».
Когда он умер, в могилу его провожали всего три с половиной человека. Вы удивитесь: почему три с половиной? Потому что трое были людьми, а его собаку можно посчитать только половиной. Эта собака возглавляла процессию.
Эго — продукт мнения людей. Они дают его вам; они же отнимают его. Гордость — совершенно другое явление. У льва есть гордость. У лесного оленя — только посмотрите - есть гордость, достоинство, изящество. Танцующий павлин или орел, парящий высоко в небе — у них нет эго, они не зависят от вашего мнения, они просто исполнены достоинства сами по себе. Их достоинство рождается из их собственного существа. Это нужно понять, потому что все религии учили людей не иметь гордости — быть смиренными. Они наполнили весь мир заблуждением, что быть гордым и быть эгоистом — одно и то же.
Заратустра абсолютно ясно дает понять, что он за сильного, за смелого и отважного, который идет нехоженым путем в неведомое без всякого страха; он благоволит бесстрашным.
И это чудо: что гордый человек — и только гордый человек — может стать ребенком.
Так называемая христианская кротость — просто эго, которое стоит на голове. Эго перевернулось вверх ногами, но оно есть, и вы можете посмотреть на своих святых — они эгоистичнее обычных людей. Они эгоистичны из-за своего благочестия, из-за своего аскетизма, духовности, святости и даже из-за своей кротости. Нет никого смиреннее их. Эго очень тонкими путями пробирается через заднюю дверь. Вы можете вышвырнуть его через парадное — оно знает, что есть еще и черный ход.
Я слышал, что однажды в кабаке один парень выпил слишком много и устроил большой шум — он швырял стулья, дрался, кричал, оскорблял посетителей и требовал еще и еще вина.
Наконец, хозяин сказал ему:
— Ну хватит. Сегодня ты больше ничего не получишь, - и распорядился, чтобы швейцар вышвырнул его через парадный вход.
Хотя парень был вдребезги пьян, даже в таком состоянии он помнил, что там была задняя дверь. Нащупав в темноте вход, он пробрался обратно в кабак и заказал выпивку.