Заражение
Шрифт:
– Ну как знаешь. А я, пожалуй, все же выпью.
Трошин налил себе виски в широкий стакан.
– Чертов день, – сказал он, глядя в окно, за которым плясали мелкие, точно сахарная пудра, снежинки, и опрокинул жидкость в рот.
– Мы же все у вас под колпаком, – пробормотал Лукин, – так где же, где оно? – он барабанил пальцами по клавиатуре, но, видимо, что-то не получалось. По его виску потекла капелька пота. – Как же жарко у вас тут.
Трошин вытер рот тыльной стороной ладони.
– Под каким колпаком, ты о чем?
Лукин выпрямился. Он был красный, даже багровый, словно вареный бурак и его молодое лицо стало одутловатым, они все
– Вы можете следить за каждым сотрудником института. Разве вы не знали об этом? Когда ставили компьютеры, потом настраивали сеть, я спросил, будет ли подключена к сети система видеонаблюдения? Их устанавливали разные фирмы и технически они могли быть несовместимыми. Я тогда подумал, что было бы удобно мне из кабинета смотреть, что творится в лаборатории и испытательных боксах. Чтобы лишний раз не бегать понапрасну, когда кто-то забудет закрыть шкаф с реактивами или не выключит свет в барокамере.
Золотов с Трошиным переглянулись. Кажется, они впервые слышали о такой возможности.
– То есть… ты хочешь сказать, что помимо постов видеонаблюдения, я могу…
– Да. Теоретически. На своем компьютере в кабинете я так и делал. После того, как поставили систему, они смогли их объединить и дали мне адреса, но, похоже… они для вашего компьютера не работают. Должны быть какие-то другие адреса. Я же нахожусь в другом здании, у меня другая подсеть. А какая тут у вас, я не знаю…
– Вот это да, – сказал Золотов. – Уже почти год как я мог бы смотреть на задницу Ани Верник в бухгалтерии, а ты молчишь? Шутка.
– Что уж. Аня Верник очень даже, – медленно сказал Трошин. – Тебе-то, холостому, сам бог велел туда смотреть. Только вот… как? – Он повернулся с бутылкой в руках, плеснул себе еще в стакан, потом добавил Золотову. – Постой, постой. Это не те ребята, что сломали нам клетку обезьян и потом мы ловили одну почти целый день?
– Эти, – подтвердил Лукин. – Они мне весь потолок разворотили своими дрелями. И насвинячили в чистой зоне, пришлось неделю отмывать.
– Погоди, мне тогда начальник их подарил… бутылку Бехеровки, я отвез ее жене, она любит такое. И дал бумагу. Сказал: «тут коды доступа к камерам, смотри не потеряй». Но так как вся система видеонаблюдения заработала, то я подумал, зачем эти коды… и положил… – Он снова подошел к бару. – Точно! Я подумал, раз коды, значит что-то важное, как коды к моему сейфу. И положил ее… да-да, в сейф! – Трошин отворил темную панель справа от бара. Там располагался небольшой сейф с кнопками. Быстро набрав комбинацию, он открыл толстую дверцу.
– Так… не это… не оно, это техпаспорт… это устав… стоп… кажется… – он вынул лист бумаги с чередой длинных адресов-цифр. – Здесь не написано, что это, но… кажется…
– Да! – Лукин быстро пробежал взглядом бумагу. – Это точно оно! Есть, давайте ее сюда… так… одну секунду. Сперва глянем, что у нас за дверью. – Он быстро набрал вереницу цифр и глазам изумленных мужчин предстал очень качественный, цветной вид сверху на дверь кабинета директора, включая стол секретаря, шкаф для бумаг, вешалку, кресла для посетителей. На месте Веры Ильиничны восседал бугай в джинсах и свитере крупной вязки, с «оленями». На голове у него была черная шапочка. Он крутил в руках рацию и явно маялся от безделья. Сумка Веры Ильиничны висела на стуле, как будто она отлучилась на минутку.
– Смотри, – указал в нижний темный угол Золотов. – Несмотря на то, что освещения внизу не хватало, все они увидели, что белый короб, скрывающий телефонные
Лукин покачал головой:
– Интернета нет, потому что перерезан телефонный кабель. А вот сама сеть есть. И это единственный плюс, который мы имеем на данный момент. Мы можем точно узнать, где они и что делают. Посчитать, сколько их и… возможно, обезвредить. У меня такое ощущение, что в их планы не входит выпустить нас отсюда.
Глава 10
2012 год
Она стоит на ступеньках автобуса, прислонившись к холодному стеклу двери, а тот громыхает по разъезженной дороге, корпус содрогается, скрипит и плачет, крышка механизма открывания дверей над головой бьется с монотонным лязгом. Надпись на ней гласит:
НЕ ЗАБУДЬТЕ ОПЛАТИТЬ ПРОЕЗД
Она смотрит в окошко, боясь пропустить свою остановку, но снаружи – серая туманная слизь, не видно не зги. Силуэты домов угадываются и тотчас исчезают, а людей и вовсе нет, а автобус, старенький Лиаз, все едет и едет. Без остановок.
Салон забит людьми – они чем-то неуловимо похожи друг на друга, словно едут на завод (или на похороны), и они… они смотрят на нее, да. Серые землистые лица, плотно сомкнутые бескровные губы, изгибы морщин. Странно, но никто не шмыгает, как обычно, не кашляет, не сморкается. Она попыталась вспомнить, как попала в этот автобус, но не смогла. И куда она едет без родителей?
Почему все смотрят на нее? Она холодеет – у нее нет билета. Они знают. Они откуда-то знают.
Проносится перечеркнутый красной линией знак с надписью «Огненск» и она с ужасом понимает, что села не на тот автобус. Она едет не туда и автобус уже выкатился из города, тряска стала более монотонной, похожей на дрожь. Скорость выросла. Люди в автобусе молчали, никто не произносил ни слова. Она украдкой посмотрела влево – ни одного мобильника, никто не смотрит очередной выпуск новостей, не слушает музыку в наушниках, черт – даже не сидит в Инстаграме или на худой конец, в Одноклассниках, у людей здесь… вообще нет телефонов. Их тела ритмично покачиваются и наклоняются совершенно синхронно, как связанные, когда автобус берет правее или левее.
С каждой секундой, которые тянутся, словно кадры на замедленной съемке, ужас наполняет ее все больше и больше. Где папа?! Где мама?!
– Тетенька, – оборачивается она к пожилой женщине, стоящей позади. На старухе черное пальто до пола и резиновые сапоги, тоже черные, в комках жирной оттаявшей грязи. – Простите, какой это номер, не подскажете? Куда мы едем?
Старуха смотрит на нее в упор, отчего Саше становится не по себе.
– Безбилетница, – говорит старуха, шевеля тонкими губами с полоской серых усов над ними.
Саша втягивает голову в плечи. Ей становится и страшно, и стыдно одновременно – она краснеет, невыносимо душно, хотя внутри салона, это хорошо видно, из каждого приоткрытого рта то и дело вылетает облачко пара.
– Безбилетница! – повторяет старуха злобным шипящим голосом. Ее маленькие черные глазки буравят Сашу. Старуха входит в раж и, специально, чтобы услышали все, почти выкрикивает это слово, как заклинание: – БЕЗБИЛЕТНИЦА!!!
Саша с силой прижимает ладони к холодному стеклу автобусной двери, ей нужно выйти прямо сейчас – сквозь запотевшее стекло она видит новый указатель и ей становится не по себе: «Городская свалка, 5 км».