Зарницы смуты
Шрифт:
На привал остановились как раз тогда, когда меня уже одолевала мысль слезть с седла, пристукнуть топориком норовистую кобылу, и никогда, ни при каких обстоятельствах даже на шажок не приближаться к проклятому седлу.
Хромая и постанывая, я рухнул на скатку с одним-единственным желанием — поскорее умереть…
Во время ужина отрядный писарь обмолвился, что к Сестрам мы доберемся вечером следующего дня. Эта новость меня порадовала, а уверенности добавляло по-весеннему чистое небо и подтаявший на тракте снег.
Шатры разбивать не стали, ограничившись костром и грудой камней, выложенных рядом у кострища. Когда булыжники нагревались, от них шло приятное тепло, и сохранялось оно
Ужинали снова солониной, жесткой, тягучей, как подметка, и сухими рисовыми лепешками. Интендант от щедрот своих выделил всем по кружке браги. Сытый и изрядно захмелевший, я улегся спать едва ли не в самом костре, прижавшись ноющей спиной к теплым камням.
Сон пришел быстро.
Сестры. Так здесь называли десяток сторожевых башен, что растянулись вдоль границы Мискарелля с Эйфариносом. В каждой башне имелся небольшой, но крепкий и хорошо вооруженный гарнизон. Несколько метательных орудий и конный отряд. Именно с этих башен отслеживались сигнальные костры в близлежащих поселениях по обе стороны границы, и именно из них отправляли гонцов в главную твердыню в смежных землях — форт Дубовый Щит.
Первая Сестра, встретившаяся нам на пути, оказалась непохожей ни на одно из видимых мною укреплений. Здесь уже сказывалось влияние востока, особенности местной культуры и зодчества. Наследие цивилизаций, упоминания о которых сохранилось лишь в древнейших летописях.
Башня выглядела изящной и грациозной, как подарочная свеча из Карохара, но вместе с тем было в ней что-то могущественное. Эдакий стальной клин — простенький с виду, но попробуй его согни…
У подножья башни располагалась невысокая, но довольно длинная пристройка — конюшня. Именно под ее крышей ждали своего часа скакуны знаменитых «летучих» отрядов Эйфариноса. Летучими их прозвали за стремительность.
Давным-давно коневоды Старого Халифата вывели новую породу лошадей — схарцаммов, что на общем языке звучало как «восьмикопытные». Писарь, любезно поделившийся со мной частичкой истории, говорил, что в названии породы заключен тонкий намек на одну из народностей, что входила в состав Эйфариноса — большое кочевое племя, именующее себя схарцианами. Когда Восточный Дома еще не был единым, Империя не единожды предпринимала попытки подчинить коневодов своей воле. Соперничать с многочисленно превосходящими силами схарцианы не могли и поступили на диво мудро — попросили защиты у Халифата.
Замиру Цуалдану, моему другу и первому учителю:
Стоило сделать это раньше, но, надеюсь, читающий эти строки меня не осудит и поймет.
В те годы я был глуп и темен, многого не знал и о гораздо большем даже не догадывался. Но такие люди как Замир Цуалдан, отрядный писарь и хранитель летописей Дубового Щита, помогли мне измениться. Многое из того, что описывалось выше, я узнал именно от него. Истории былых времен навсегда пленили, окутали цепями из легенд и преданий оборванца из Ромбада… Именно писарю обязан я своей страстью к летописям и истории нашего мира, которой не без удовольствия делюсь со всеми желающими.
Удивительно, но нам посчастливилось встретиться еще раз. Много-много позже. В другое время, в изменившемся до неузнаваемости мире. Знаю, что Замир прожил совсем недолго после нашей встречи. Умер над своими летописями, в полуразрушенном форте.
Мы натолкнулись на возвращавшийся с дежурства разъезд.
Легко одетые воины выглядели уставшими, их сапоги и штаны пропитала грязь —
— Схарцианы, — пояснил Замир Цуалдан. — В строю от них мало толку, зато как разведчики и ловцы разбойников просто незаменимы. Видишь, у седел кнуты подвешены? Жуткие штуки — кожу секут почище сабель.
От башни брал разбег широкий тракт, утопающий в грязи. Орры почему-то на дух не переносили Восточный Дом, и за дорогами здесь ухаживали мастера Каолита. А они, мягко говоря, уступали оррам в мастерстве.
Высокий каменный обелиск, словно выраставший из земли у обочины, сообщал путникам, что они вступают в земли объединенного Эйфариноса. Самого большого, богатого, загадочного и противоречивого из всех Домов. Многотысячные города, древние библиотеки, необъятные рынки, сотни дорогих борделей и жесткие, безжалостные законы — все это Эйфаринос. Цветущие сады и безжизненные пустыни Халифата, остовы древних строений и полноводные реки, сладкие фрукты и отравленные клинки — и это тоже Эйфаринос. Родина величайших ученых и лучших наемных убийц, прекрасных, как распускающиеся лилии женщин и вспыльчивых мужчин… Я мог бы много рассказывать об этом месте теперь, но в те дни меня не интересовало ничего, кроме жесткого седла и сбитых в кровь бедер.
Народы севера и запада недолюбливали восточных собратьев, не без основания считая тех редкими хитрецами и прохвостами. Правда, это не мешало им ценить хорошие клинки, сработанные мастерами городов Тац-Цао и Нинан-Науи, и вдоволь дымить табачком с ароматами ванили и редких трав, поставляемом из Халифата.
Есть еще одна особенность, про которую упоминал раньше, но так и не удосужился подробно описать. «Единым» Дом был только по названию. На деле Эйфаринос оставался разделен на Империю и Старый Халифат. «Заклятых друзей» строивших друг другу козни не одну сотню лет… Император и Халиф до сих пор вели заочное соревнование, в котором, по всеобщему убеждению, победу одерживал первый. Но на деле, как и во всем остальном Каолите, Домом правил Большой совет.
Остаток дня занял путь к Дубовому Щиту.
Скучное путешествие, скрашиваемое болтовней писаря.
Мимо нас проплывали поля, небольшие поселения отшельников и глинобитные хижины приверженцев старых религий. Благо, ручейков и озер в этих местах хватало. Меня интересовало решительно все — от крытых соломой крыш, до одежды местных жителей и ковки подков.
— Не понимаю, зачем нужны Император и Халиф, если все решения все равно принимает совет? — Настало время отвязаться от Замира и завалить вопросами Гродверда.
— Пес их разберет, этих правителей — отмахнулся он. — Я многое знаю о битвах, правильной заточке мечей, неплохо знаком с тонкостями жизни в Мискарелле и быте наемных отрядов. Пару легенд помню. Но политические игры для меня — темный лес. Дам тебе хороший совет: не забивай голову этой ерундой.
К вечеру мы добрались-таки до Дубового Щита. Это был даже не форт, а большой каменный блок на холме, с десятком стрельчатых окон, неглубоким рвом и смотровой башенкой. Писарь говорил, что строился форт в спешке, — когда первый «ветерок» Великой Бури достиг земель Эйфариноса, — но добротно и старательно. Стены толстые, внутренний двор надежно укрыт покатой крышей из просмоленных досок и черепицы. На стенах хватит места для трех сотен стрелков. Правда, ров пришел в негодность: с годами размытая дождями земля заполнила его, и теперь искусственная преграда поросла сорняками.