Зарницы смуты
Шрифт:
— Демоны бы тебя побрали! Кто ты такая и, ради всех забытых богов, что мы сейчас сделали?
— Небольшая месть. Сладкая, как спелый финик. — Она сбросила с себя тряпье, отряхнула роскошные волосы от праха и песка. На девушке было красивое дорожное платье, целиком, казалось, состоявшее из атласа, кружев и вышивки. — Она знала, как мне дорог обруч. И все-таки выкупила его у ростовщика! Лучше бы Ношия его в море утопила или переплавила в бесполезный кусок меди. Но нет! Шлюхе все было мало! Она нацепила мой обруч на ручную обезьянку одной из своих наперсниц…
Я
— Ты меня надула?
— Конечно.
Нечто подняло и отбросило меня в сторону. Я приземлился на плечо и зашипел от боли. В тело, обездвижив, будто тысячи ледяных игл впились.
— Вот, — девушка бросила в меня мелкой медной монеткой. — За труды. Из тебя получился отличный дурак.
— Я доберусь до тебя! — Во мне говорила злость. Что можно противопоставить колдовству? Корд? Умение незаметно кошелек срезать? Смешно.
— Какие мы сердитые. — Вновь насмешка. — Малыш, найди меня, если тебя не примут в университет. Я напишу тебе отличную рекомендацию. А что? Станешь людей веселить в Карохаре. Может, когда-нибудь дорастешь до звания придворного шута.
Она сорвала с шеи медальон и сжала в кулачке. Через мгновение он обратился пеплом.
— Пока, дорогой! — Райвелин сдула пепел в мою сторону и скользнула в ночь.
Никогда я не чувствовал себя таким идиотом! Ни до, ни после нашей встречи.
Было обидно. Злость клокотала в горле. Но я встал и поспешил прочь с кладбища, потому что от монастыря в мою сторону двигались три фигуры с фонарями в руках.
Как хорошо, что корабль мой отплывал утром! Иначе эта история могла оборваться где-нибудь здесь, и последним ее штрихом стал бы клинок хранителя порядка.
К слову, тот медный браслет я по-прежнему держу у себя. Как символ глупости, женской мстительности и того, что нельзя доверять никому.
Глава 8 Кукловод
Валиадо сидел под старым, раскидистым дубом и глядел на узкую полоску заросшей бурьяном дороги. Холодный утренний дождь шелестел по палой листве, маленькие ручейки стекали по изрезанной трещинами и морщинами коре прямо за шиворот кукловоду, но того мокрая одежда нисколько не волновала. Он три дня плутал в чаще. Да не просто плутал, а убегал от жуткой тени, неотступно преследовавшей его от самого Мон-на-Мора.
Появлялась она по ночам: стоило остановиться на ночлег, как где-то близко, едва ли не над самым ухом, слышался шелест: Протяни руку… Не бойся… нас…
Валиадо зажимал ладонями уши.
— Я этого не слышу! Тебя нет! Тебя не может быть! — кричал так, что болело горло. Днем тварь оставляла его в покое. Лишь в краткие утренние часы кукловоду удавалось прилечь, зарывшись в сырую листву.
Было трудно дышать — боль распирала ребра, страшно хотелось есть и спать. Но едва Валиадо засыпал, сны превращались в череду непонятных картин. На них рисовались горящие
Однажды ему приснилось громадное войско, что двигалось через заснеженные равнины.
Метель, лед, обветренные лица… Голод… Лишения… Лошади умирают прямо под седоками…
Теперь даже для снов сил не осталось.
Протяжный скрип вытащил Валиадо из мира грез. Кукловод подскочил, привалился плечом к дубу, но сама мысль о беге внушала отвращение и страх. Не лучше ли позволить преследователям схватить себя, чем продолжит бессмысленное шатание по лесу?
Валиадо в тупом оцепенении уставился на дорогу.
Это были не наемники. И не гвардейцы. Даже не кроваво-красный фургон охотников за головами.
Повозка, — старая, с натянутым на каркас полотняным тентом, — раскачивалась на ухабах. Дородный возница едва удерживался на козлах, всеми силами стараясь не свалиться в грязь. Вдруг, свистнул и сильно потянул поводья.
— Дальше не повезу! — крикнул он. — Колея неровная, одни колдобины да ямы. Если оси сломаются — назад на своих двоих добираться будем.
Взметнулся полог, двое мужчин соскользнули в бурую дорожную жижу.
— Да и хрен с ним! — Один из них, длинноволосый здоровяк в поношенном кожухе и мешковатых штанах, заткнул за пояс топор. — Надоело трястись в твоем поганом сарае на колесах…
— В следующий раз верхом на осле поедешь, рожа бесстыжая! — толстяк погрозил кнутом.
— Заткнитесь уже, трепачи, — третий, немолодой коротышка с охотничьим ножом в руках, указал острием внутрь фургона, — кончаем страшилище и едем домой. До утра хочу свалить из Тускена. Желательно — с деньгами.
Возница слез с козел, принялся помогать подельникам. Они с большим трудом выволокли из повозки огромный тюк. Кукловод вздрогнул — с одного конца тюка торчали ноги.
Толстяк мотнул головой в сторону леса. Мужчины потащили пленного к деревьям. Валиадо даже привстал, чтобы получше разглядеть происходящее. Ему вдруг стало не по себе. А случайно ли он оказался тут, у дороги? Ведь здешние леса густые и территории занимают настолько огромные, что в них можно плутать до бесконечности. И все же он здесь. Что если тень гнала именно сюда? К размытому тракту?
Пленник отчаянно дергался, что-то хрипел. Кукловод, спрятавшись за широким стволом дуба, продолжал наблюдать за происходящим. Длинноволосый душегуб вытащил из-за пояса топор, примерился и крепко приложил связанного обухом по голове. Тот содрогнулся, зарычав от боли, но дергаться и биться в путах не перестал, чем изрядно удивил Валиадо. Удар-то увесистым был.
Сглотнув, кукловод прикрыл глаза и призвал дар. Разум здоровяка открылся даже легче обычного, нарисовав полную ненависти картину.