"Зарубежная фантастика 2024-2". Компиляция. Книги 1-18

Гудкайнд Терри

— Пропусти его ко мне, — повелительно прогудел голос Дирка из кабинета.

Секретарша метнула в сторону закрытой двери сердитый взгляд, подошла к входной двери, рванула ее на себя и, крикнув: — Сами пропускайте! — с грохотом захлопнула дверь и вернулась на свое место.

— А почему бы мне самому не войти? — наконец спросил Ричард.

— Я не слышу вас, — отрезала секретарша, не поднимая головы. — Как я могу слышать, когда меня здесь нет?

Ричард сделал в ее сторону некий успокаивающий жест рукой, который был, конечно, проигнорирован, и пошел прямо к двери. Когда он вошел в кабинет Дирка, его поразил полумрак в комнате. Штора

была опущена, Дирк сидел в своем кресле. Странная конструкция из мотоциклетной фары, прикрепленная к краю стола и заменявшая настольную лампу, создавала причудливую игру света и теней на лице Дирка. Свет слабой лампочки был направлен на метроном, маятник которого с негромким тиканьем мерно качался взад и вперед. К острию маятника была привязана серебряная чайная ложка.

Ричард бросил на стол пару спичечных коробков.

— Садись, расслабься и смотри на ложку… — тихо велел ему Дирк. — Ты уже наполовину спишь…

Еще одна полицейская машина, со скрежетом затормозив, остановилась перед домом. Из нее вышел мрачного вида человек и, подойдя к одному из констеблей, дежуривших на улице, предъявил ему свое удостоверение.

— Детектив инспектор Мейсон. Отдел уголовного розыска в Кембриджшире, — представился он. — Здесь квартира Мак-Даффа?

Полицейский кивнул и указал на боковую дверь, открывающуюся на узкую лестницу, которая вела на верхний этаж. Мейсон быстро шмыгнул в дверь и так же быстро вернулся.

— На лестнице застряла кушетка, — заявил он и тут же приказал: — Уберите ее.

— Пробовали, сэр, но ничего не получается. Она застряла намертво. В настоящее время можно только перелезть через нее, что все и делают. Мне очень жаль, сэр.

Мейсон бросил на него еще один из своих мрачных взглядов, которых у него был целый набор: от очень мрачных и угрюмых, как туча, до разной степени мрачно-скептических и мрачно-усталых или же снисходительно мрачноватых, которыми он обычно оделял, как гостинцами, своих детей в их дни рождения.

— Прикажите убрать, — повторил он угрюмо и снова исчез в двери. Озабоченно подтянув повыше штанины и подобрав полы плаща, он с видом мрачной досады решил все же преодолеть препятствие и подняться в квартиру Мак-Даффа.

— Все еще не появлялся? — спросил полицейского шофер, выходя из машины. — Сержант Джилкс, — представился он. У него был порядком утомленный вид.

— Насколько я могу судить, его там нет, — ответил полицейский. — Однако меня не очень-то ставят в известность.

— Понимаю, — согласился с ним Джилкс. — Как только за дело берется криминальная полиция, так и жди, что просидишь весь день за рулем. А я единственный, кто его видел. Остановил его вчера ночью на шоссе. Мы как раз возвращались с пожара в коттедже Уэя. Все сгорело дотла.

— Тяжелая была ночь, не так ли?

— Тяжелая и чертовски странная. Чем только не пришлось заниматься: от убийства до перевозки какой-то лошади, попавшей в чужую ванную комнату. Лучше не спрашивай, коллега. У вас тоже такие гробы? — спросил он, указывая на свою полицейскую машину. — Эта доводит меня до бешенства. В ней замерзаешь, даже когда печка включена на полную катушку. А радио то работает, то нет, как ему, черт побери, захочется.

19

В это утро Майкл Вентон-Уикс проснулся в весьма странном состоянии духа.

Лишь те, кто хорошо его знал, могли бы понять всю степень странности

его самочувствия, ибо многим и без того он казался странным. Однако знавших его было мало — раз-два и обчелся. Возможно, его мать, но между нею и сыном существовало некое состояние холодной войны, и в последние недели они и вовсе не разговаривали друг с другом.

У Майкла был еще старший брат Питер, важная шишка в военно-морском ведомстве. Но если не считать встречи на похоронах отца, Майкл не видел его со времен событий на Фолклендских островах, откуда Питер вернулся, увенчанный боевой славой и чинами, а также преисполненный снисходительного презрения к младшему брату.

Питер с восторгом приветствовал переход фамильного дела семьи Магна в руки матери, а Майклу послал по сему случаю рождественскую открытку. Высшей целью и радостью в его жизни оставались окопная грязь и стрельба из пулемета, даже если она длилась всего минуту. Он сразу же дал всем понять, что английская пресса и книгоиздательское дело в их нынешнем предкризисном состоянии не заслуживают ни его трудов, ни внимания, ибо пока еще не окончательно перешли в руки австралийских магнатов.

Бедняга Майкл поднялся в это утро очень поздно после вчерашнего зверски холодного вечера и кошмаров, мучивших его всю ночь. Даже утром они не давали ему покоя отголосками воспоминаний.

Это были сны, полные знакомого щемящего чувства утраты, одиночества, вины и еще чего-то необъяснимого, связанного с огромным количеством черной жирной грязи. Ночь со своей поразительной магической силой высвечивать невидимое превратила эту грязь в одиночество и длинную череду сновидений, где «слизких тварей миллион» [9] полз из вязкой глубины мертвых вод. Этого он не в силах был вынести и каждый раз просыпался с криком, в холодном поту.

Хотя все сны о грязи предельно удивляли его, чувство одиночества и утраты, а более всего страшной печали и желания исправить содеянное, казалось близким и созвучным его состоянию.

9

Здесь и далее цитаты из поэмы С. Т. Кольриджа «Сказание о Старом Мореходе».

Даже образ «тварей слизких на слизистой воде» казался ему чем-то знакомым и все еще оставался после ночных кошмаров в закоулках его памяти, пока он готовил себе поздний завтрак, разрезал грейпфрут и заваривал китайский чай. Глаза его в это время привычно рассеянно скользили по странице, посвященной искусству, в газете «Дейли телеграф».

Однако спустя минуту Майкл уже неловко пытался сменить пластырь на руке, порезанной осколками стекла.

Покончив с завтраком и прочими мелочами, он вдруг обнаружил, что теряется и не знает, что делать дальше.

И тут неожиданно для себя он смог с какой-то холодной отстраненностью вспомнить все, что произошло вчера вечером. Он все сделал правильно, все, как нужно. Но это ничего не решило. Самое главное еще впереди.

А что именно? Он нахмурился от того непонятного, что творилось в его голове, — ход его мыслей был подобен морским приливам и отливам.

Обычно в эти часы он уже был в клубе, испытывая приятное чувство того, что впереди масса дел, которые предстоит сделать.

Сейчас такого чувства не было. У него нет никаких дел, и время в клубе или еще где-либо будет тоскливо тянуться и окажется напрасно потерянным.