"Зарубежная фантастика 2024-2". Компиляция. Книги 1-18

Гудкайнд Терри

Он оцепенел. По выражению его лица, без сомнения, можно было предположить, что с ним произошло нечто такое, что не случалось ранее никогда.

Наконец, придя в себя, он задвигался, но не шел, а словно бы плыл по воздуху, и лицо его ежесекундно меняло выражение под воздействием каких-то внутренних переживаний — от благоговейного страха до невероятного удивления. В его глазах были слезы.

Дирк, обернувшись, нетерпеливо поторопил его.

— Что с тобой? — крикнул он, перекрывая возникший шум.

— Музыка… — прошептал Ричард.

В

воздухе звучала музыка. Казалось, ничему, кроме музыки, здесь не было места. Звучал сам воздух. Поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, Ричард каждый раз слышал новую мелодию, но все они, слившись, образовывали единый музыкальный фон. Оглушенный, он зашатался и прислонился к стене.

Дирк едва успел подхватить его.

— Пойдем, друг, — сердито сказал он. — Что с тобой, черт побери? Ты не выносишь музыку? Слишком громко для тебя, да? Возьми себя в руки, Ричард. Меня кое-что смущает. Здесь что-то не так. Пошли…

Он подставил Ричарду свое плечо и буквально поволок его на себе. Разум Ричарда был подавлен шквалом звуков. В его сознании рождались странные образы, видения сплетающихся мелодий, которых стало такое множество, что они породили хаос. Мелодии росли, усиливались, множились, сплетались в огромный клубок, пока одна из них не возобладала над остальными. И тогда стало легче. Он теперь слышал только эту мелодию — то сильную, торжествующую как волшебный поток, подхватывающий все на своем пути, то слабую, легкую и блуждающую, словно попавшую в водоворот сомнений. Но тут же, став рябью, первой приметой рождающейся новой мощной волны, она вновь радостно заявляла о себе…

Ричард чувствовал, как сознание медленно покидает его.

Он лежал неподвижно. Ему казалось, что он — старая губка, которую окунули в парафин и выбросили на солнце, или старая кляча, чью дубленую шкуру оно безжалостно жжет, а его кожа жаждала легких ароматических масел и прохлады темных масс воды. То он видел, как лежит на белом песчаном берегу высушенный солнцем и ослепленный светом, одуревший от обилия рыбы и сверкающего под солнцем песка. А то вдруг мнил себя насосом, качающим воду в весенний день — ее струя веселым потоком стекала вниз на свежескошенный луг. Далекие звуки еле достигали слуха, все было словно во сне.

Он бежал и падал, видел ночные огни далекой гавани, море было совсем близко и темной тенью набегало на песок. А там, где было глубоко, оно легко обволакивало тело, и вода, доходя до ушей, казалась тяжелой и маслянистой. Где-то недовольно ворчал телефон… бррр… бррр…

Ричарду казалось, что он слушает музыку самой жизни. Музыку луча, пляшущего по ряби вод, поднятой ветерком и приливом, музыку земли, согретой солнцем.

Он все еще лежал. Телефон беспокоил его все больше — он настойчиво звонил. Ричард наконец понял это, поэтому быстро поднялся и сел.

Он лежал на узкой смятой постели в небольшой неопрятной комнате с деревянными панелями, чем-то странно знакомой ему, но он никак

не мог вспомнить. Она была загромождена книгами и старой обувью. Лицо Ричарда выражало недоумение.

Наконец он догадался, что телефон звонит прямо у его постели.

— Алло? — Он поднял трубку.

— Ричард? — В голосе Сьюзан слышалось отчаяние. Ричард тряхнул головой, но сознание от этого не прояснилось.

— Алло? — тупо повторил он.

— Ричард, это ты? Где ты?

— Э-э-э… подожди, я сейчас посмотрю.

Он положил трубку на смятые простыни, с трудом, неверными движениями поднялся, побрел к двери и открыл ее.

Она вела в ванную комнату. Ричард настороженно заглянул в нее. Она показалась ему знакомой, но чего-то в ней не хватало. Да, не хватало лошади. Во всяком случае, в тот раз он видел здесь лошадь. Пройдя через ванную, он вышел в другую дверь и на слабых, непослушных ногах спустился по лестнице в гостиную профессора.

То, что он там увидел, безмерно удивило его.

34

Ураганы и грозы, бушевавшие третьего дня, утихли, наводнение, начавшееся неделю назад, прекратилось, и, хотя небо по-прежнему сулило дождь, к вечеру все разрешилось унылой моросью.

Порыв ветра, пронесясь над сумеречными равнинами и попетляв среди низких холмов, вырвался на простор неглубокой долины. Здесь он встретил лишь единственное препятствие — подобие наклонной башни, силуэт которой одиноко торчал над первородным месивом грязи.

Ее остов, похожий на обрубок, напоминал кусок застывшей магмы, исторгнутый преисподней. Наклон башни был пугающе странен, словно причиной его было нечто более грозное и зловещее, чем внушительная тяжесть. Башня казалась мертвым реликтом далеких времен сотворения мира.

Живым и движущимся в этой долине был лишь вяло текущий поток вязкой грязи. Но он, обойдя основание башни и достигнув неглубокой ложбины в миле от нее, бесследно исчезал под землей.

В сгущающихся сумерках на мертвой башне вдруг появились признаки жизни. В ее темном чреве забрезжил свет. Крохотная красная точка была едва различимой.

Вот что так удивило Ричарда, когда он взглянул в открытую маленькую белую дверь в стене в нескольких сотнях футов от башни в долине.

— Не выходи! — остановил его Дирк, схватив за руку. — Атмосфера — сплошная химия. Что в ней, один черт знает, но думаю, ковры вычистит отлично.

Дирк стоял в дверях и взглядом, полным недоверия, смотрел на долину.

— Где мы? — спросил Ричард.

— Бермуды, — рассеянно ответил Дирк. — Все довольно сложно.

— Спасибо, — ответил Ричард и, шатаясь, побрел через комнату.

— Простите, — сказал он профессору, который хлопотал около Майкла Вентон-Уикса. Он проверял, все ли надежно пригнано в его костюме для подводного плавания, плотно ли закрыла лицо маска и все ли ладно с подачей кислорода.

— Простите, можно мне пройти, — повторил Ричард, обходя их. — Спасибо.