"Зарубежная фантастика 2024-3". Цикл Люди льда". Компиляция. Книги 1-24
Шрифт:
— Да, Винга, это было прекрасное мгновение. Оно запомнится на всю жизнь.
— Не правда ли? Я помогла тебе, ты помог мне, и никто из нас не потерял девственности или как это теперь называется. Ах, я так часто мечтаю об этом! Тоскую по тебе. А сейчас я должна довольствоваться лишь сама собой, и это не так приятно!
— Винга! — шокировано произнес он, почти задыхаясь.
— Да, мне все ясно! Я же сказала, что уже взрослая и что люблю тебя и жажду. В жарких снах я вижу тебя и просыпаюсь или лежу и фантазирую в одиночестве, что ты рядом со мной, думаю о том,
Хейке покраснел.
— Ох, Бог мой, Винга, я тоже мечтаю об этом, когда остаюсь один!
— Тогда решайся! Разве наша откровенность не взаимна? Неужели это не прекрасно? То, что я и ты можем говорить обо всем.
Он видел, что она оскорблена.
— Конечно, можем, я не мог даже и мечтать, что и ты тоже… Конечно, по ночам я обнимаю тебя, Винга! Я прижимаюсь телом к матрацу и воображаю, что ты лежишь подо мной и… Нет, не будем больше играть с огнем, дитя!
Она, настоящее дитя природы, мгновенно вспыхнула и ничего больше не стала от него требовать. Сейчас она знала, что они равны. Он положил руки на ее плечи, наклонился и поцеловал ее в лоб.
— Это все, что ты можешь сделать? — вкрадчиво произнесла Винга.
— Пока, да.
— Хорошо. Это, во всяком случае, уже звучит, как обещание. Но неужели мы не можем повторить то прекрасное мгновение, какое было в телеге? Здесь, сейчас. А?
— Сейчас я не располагаю временем.
— Превосходно!
— Винга, это серьезно. Попытайся помочь мне хоть немного!
Она подошла к нему. Они снова сели, несколько успокоившись.
— Ну-с, что же с Гростенсхольмом? — спросила она усталым голосом, словно стыдясь своей назойливости.
Хейке видел, что она чувствовала себя человеком, совершившим глупость, униженной, и взял ее за руку.
— Любимая Винга, позволь мне сказать тебе одну вещь, только без объятий, пока я не кончу говорить?
— Говори, — равнодушно отозвалась она.
— Я люблю тебя больше, чем могу высказать словами. И именно поэтому я так боюсь за тебя. Подумай, какой для тебя будет ужас в момент, когда ты встретишь человека, которого сможешь полюбить по-настоящему и выйдешь за него замуж! Не протестуй, сейчас говорю я! Я хочу еще дать тебе время для поисков другого. Но будь готова, как только часы пробьют полночь твоего восемнадцатилетия, я окажусь в твоей постели, и тогда не жди от меня пощады! Если ты, конечно, тогда захочешь быть со мной.
Она весело и счастливо рассмеялась и расцеловала всю его руку. Злиться долго она не могла и запела во весь голос: «До осени, до осени. Мы будем счастливы!»
Хейке рассмеялся вместе с ней.
Потом она свернулась калачиком на кресле и посмотрела на него своими сияющими от счастья глазами.
— Теперь я готова обсудить вопрос о Гростенсхольме.
Хейке налил себе еще бокал вина. Теперь ему казалось, что он заслужил это. Винга же не выпила и своего первого бокала, и он не подумал предложить ей еще. Если ты опекун, то должен оставаться человеком!
Он начал:
— Итак, сейчас я, как уже говорил,
Винга приглушенным голосом спросила:
— Серый народец?
— Да. Теперь я вызову их.
— Тебе не страшно?
Он помолчал мгновение:
— Я довольно много разговаривал с нашими покровителями.
— С нашими четырьмя умершими предками? Ну почему я их никогда не вижу!
— Потому, что ты человек обычный.
— Я вовсе не обычная!
— Нет, пусть знают об этом боги! Но ты не избранная и не помечена проклятием.
— Это несправедливо! Перед тобой так много интересного, а передо мной — нет! Хорошо, кто же эти четверо? Тетя Ингрид, прапрадед Ульвхедин… Да, молодой Тронд и…
— Дида. Женщина, жившая давным-давно.
— И они приказали тебе вызвать серый народец?
— Нет, вовсе нет. Они отговаривали меня. Но помогут, если я осмелюсь сделать шаг в неизвестное.
— Хейке, что представляет собой серый народец?
— Я не могу объяснить тебе простыми словами. Ты знаешь, что Ингрид служили серые, когда она жила в Гростенсхольме, твоя бабушка Элизабет видела их тени…
Винга мечтательно произнесла:
— Тетя Ингрид называла их карликами. А мама говорила, что никто из них не похож на карликов, а скорее наоборот.
— Да. Когда же Ульвхедин переехал к Ингрид в Гростенсхольм, то серый народец остались жить у них, ибо оба они были помечены проклятием. Они обладали властью над серыми . Ингрид сомневается, что я справлюсь.
— Я не сомневаюсь. Ты способен на все. И кроме того, у тебя есть волшебный корень!
— Спасибо за доверие! Суль также хорошо была знакома с серым народцем, они принадлежали ее миру, в котором она чувствовала себя как дома.
— Но все же, что они из себя представляют?
Взгляд Хейке стал отсутствующим.
— Это все существа, живущие в мире теней, рядом с нашим. Их много, и они разные. Их ты видишь, когда перед краешком твоего глаза промелькнет тень, а когда ты посмотришь им вслед, ты не увидишь ничего. Это они прячутся в тени от лунного света или в домах, полных загадок. Они живут в вере народа в силы природы, они добрые или злые, опасные или готовые прийти на помощь, несчастные или дурные. Это мертвые, которые без отдыха бродят в пустоте, ибо перед смертью с ними что-то случилось такое, что их похоронили в неосвященной земле, или они не успели совершить что-то жизненно важное. Они демоны, духи преисподней, эльфы, небесные существа, жители подземелья, самоубийцы…
При последнем слове Хейке вздрогнул.
— Я знаю, — сказала Винга. — Ты однажды встречался с самоубийцей. Конечно, они разные, ты не назвал и половины их. А проклятые из рода Людей Льда есть среди них?
— Нет. Люди Льда — избранные, которые борются с властью Тенгеля Злого, держатся отдельной группой и не относятся к серому народцу. А злые — проклятые… Нет, о них после смерти никто ничего не слышал, и мы ничего не знаем.
Хейке отодвинул от огня чрезмерно нагревшуюся ногу.