"Зарубежная фантастика 2024-9". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Если бы Тимор был кем-то из прочих советников, когда Белль еще носила имя «Мудрый Королевский Советник», она бы наверняка решила, что это чертовски умный контрудар. Но у Тимора, она знала, дело было в абсолютной наивности. Конечно же, Белль хотела иметь свое жилье! А как еще она может сохранить его для себя, чтобы он не завел себе человеческих друзей или даже какую-то другую стаю? Тимор уже почти девять лет был ее талоном на еду. Если она утратит статус официального опекуна, то жить даже в этом доме она себе не сможет позволить.
– Нет, – ответила она и изобразила звук
– Белль! – Тимор отложил книгу и втиснулся между четырьмя ее телами. – Если ты правда хочешь квартиру получше, я могу пожаловаться Равне. Просто не хочется этого делать.
Да кому эта Равна нужна? – подумала Белль, но вслух говорить не стала. Эта самая Бергсндот теперь отстранена от власти – в лучшем случае игрок второго плана. С другой стороны, сам Тимор стал важной фигурой, даже если не понимает этого. В Новом зале встреч Белль, лежа у его ног и притворяясь, что спит, часто подслушивала разговоры людей.
Насколько Белль могла понять, родители Тимора были приблизительно того же социального статуса, что сборщики мусора в Домене. Тимор унаследовал их способности – и каким-то образом здесь эти способности оказались редкими и драгоценными. Невил и его друзья Тимора недолюбливали. Им не нравились его наивные мнения, не нравилось влияние его на других ребят. Так или этак, а Тимор – мой рычаг! Главное было – выбрать нужное время и нужный вопрос, чтобы применить его против Невила и его приятелей. Она уже для этого заронила семечко:
– А может, стоит пожаловаться Невилу? Или этому приятному молодому человеку Били Ингве?
Мальчик зевнул.
– Да, наверное. – Его слегка передернуло дрожью. – Устал уже, читать не могу больше. Мне надо спать.
Когда Тимор был всего лишь щенком, она его каждую ночь укладывала, и это стало ритуалом, который теперь потерял смысл. Но мальчик остался маленьким, каким был всегда – не вырос, как другие Дети. И были еще другие проблемы: он очень быстро слабел, и сна ему было нужно больше, чем любым известным ей стаям или людям. Даже если он останется ей верным, она все-таки может оказаться в проигрыше.
Белль проводила Тимора вверх по лестнице в маленький спальный чердак. Наверху тут был один из этих чудесных выключателей света. Легкий толчок мордой – и синеватое сияние из керамического квадратика на стене.
– Ха, а свет тускловатый, – сказала она.
– Нормальный, – отмахнулся Тимор. – Но в комнате холоднее обычного. Наверное, отопление испортилось.
Это случалось достаточно часто. Маленький домик был один из первых с башней отопления, поэтому и отопительные приборы были из самых неуклюжих.
Сегодняшний холод – это уже было что-то существенное и могло стать предметом жалобы. Белль проверила стеклянные окошки – плотно закрыты, не тянет. Ближайший уличный фонарь сломался, поэтому особенно смотреть некуда. Когда они наконец пойдут жаловаться, у них будет очень неплохой список.
Остальные ее
– Возьмем еще одеял, – сказала она, сверху накрыла их потертым зеленым стеганым одеялом – единственным ее призом с последнего настоящего кораблекрушения. Тимор тогда чуть не рассорился с ней насовсем – обвинил ее в грабеже умирающих. Ха! Кто там умирал? Ни одной стаи не было. А то, что осталось от тропиканской толпы, теперь отлично существует в своем полубезумном режиме. И вообще никто никогда не искал утерянные в море товары.
Она тогда своей старой костяной иглой сшила из зеленой ткани стеганое одеяло и набила его опавшими перьями лягвокур. Работа была грубая, стежки неровные – ни у одного ее элемента не было в памяти умения шить. Через восемь лет швы разлезлись, ткань прогрызли насекомые. Но теперь Тимор не соглашался его выбросить.
– Тебе тепло? – спросила она.
– Да, сейчас тепло. – Он погладил ее по ближайшей голове.
– Я тогда немного послушаю. – Это тоже входило в ритуал. Один из элементов Белль сдвинулся к спинке кровати и сел на одеяла. Другой лег на пол перед кроватью. Остальные два сели на несколько футов поодаль, слушая и наблюдая. Белль выключила свет. – Доброй ночи, Тимор.
– Доброй ночи, Белль.
В комнате стало по-настоящему темно. В такую зимнюю ночь, когда разбит уличный фонарь и нависли тучи, которые она раньше заметила, наверное, даже для Тимора слишком темно и ничего не видно. С другой стороны, все, что происходит в комнате, ей было слышно, и когда она испускала звуки в диапазоне мысли, можно было услышать стены и пол. Если постараться, можно было различить даже контуры лица Тимора. А сердце и легкие мальчика так шумели, что без усилий можно было опознать его форму под одеялами.
Восемь лет назад, когда Тимор только-только вышел из спячки, он каждую ночь плакал, пока не засыпал. Плакал по погибшим родителям, по многому такому, чего объяснить не мог. В эти первые годы Белль иногда садилась двумя телами на его кровать и его обнимала. Сейчас он уже много лет не плакал, и она сказала, что он слишком большой, чтобы так его обнимать, но все равно он любил, чтобы она лежала в темноте и слушала.
Она не возражала. Белль всегда строила планы и интриги. Никогда она не умела быстро думать стоя, даже когда еще была Белль Орнрикакихм, а не Белль Орнрикак. Когда Ихм умер, она понизилась до четверки. Стая из четырех может быть умной личностью, но чаще бывает тупа и лишена воображения. Иногда, сидя вот так в темноте, медленно-медленно строя планы, она думала: а не обманывает ли она себя, считая эти планы умными?
Тимор еще не спал и ворочался, но она знала, что он на самом деле устал. Забавно, как она хорошо понимает его мысли, хотя они и безмолвны. Иногда безмолвный он даже бывал полезен почти на уровне элемента: никуда не забираясь, он умел достать выше, чем она. Человеческие пальцы решали проблемы, с которыми никак бы не справились морды Стальных Когтей. И в то же время он был умен, как целая стая. И у него, как у всех людей, бывали самые странные идеи.
Умной стае сила этих идей была бы ясна.