"Зарубежная фантастика 2024-9". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Он даже и детей-то не любил.
— Думаю, здесь ты ошибаешься, мальчик.
— Он сказал, что мы его раздражаем. А сам погиб за нас. Почему?
Ананаис не нашел ответа, но Катан сказал:
— Потому что он был героем. Герои всегда поступают так — понимаешь?
Сеорл кивнул.
— Я не знал, что он герой, — он мне не сказал.
— Быть может, он и сам не знал, — промолвил Катан.
Галанд тяжело переживал смерть брата, однако виду не показывал. Он ушел в себя, и по его темным глазам не видно было, как
Ворот там не было — бойцы Галанда отпустили лошадей и взобрались наверх по веревочным лестницам, которые спустили им защитники. Галанд поднялся последним и оглянулся назад, на восток. Где-то там гниет в траве тело Парсаля — ни могилы, ни столба.
Война отняла у Галанда сперва дочь, потом брата.
«Скоро она приберет и меня», — подумал он.
Эта мысль почему-то не вызвала в нем никакого страха.
Сорок его людей было ранено. Он отправился вместе с ними в бревенчатый лазарет, где Валтайя с дюжиной других женщин лечила страждущих. Валтайя улыбнулась ему и вернулась к своему занятию — она зашивала мелкий разрез на бедре какого-то воина.
Галанд вышел на солнце, и один из его людей принес ему краюху хлеба и кувшин вина. Галанд поблагодарил и сел, прислонившись спиной к дереву. Хлеб был свежий, вино молодое. К нему подсел его взводный, молодой крестьянин по имени Оранда, с плотной повязкой на руке.
— Говорят, рана чистая — понадобилось всего шесть стежков. Авось щит удержу.
— Это хорошо, — рассеянно сказал Галанд. — Хочешь вина?
Оранда отпил глоток и сказал:
— Не выбродило еще.
— Так, может, дать ему отстояться месяц-другой?
— Намек понял. — Оранда снова припал к кувшину. Настало молчание, и Галанд напрягся, ожидая неизбежной фразы. — Мне жаль, что твоего брата больше нет.
— Все мы умрем.
— Да. Я уже потерял нескольких друзей. А стены на вид как будто крепкие, верно? Странно видеть их в этой долине. Я играл здесь ребенком и смотрел, как бегают дикие лошади.
Галанд промолчал. Оранда отдал ему кувшин, явно желая встать и уйти, но опасаясь показаться невежливым. Когда к ним подошла Валтайя, Оранда благодарно улыбнулся ей и улизнул. Галанд улыбнулся тоже.
— Какая же ты красавица. Просто картинка. — Она сняла свой окровавленный кожаный передник и осталась в легком платье из синего холста, красиво облегающем фигуру.
— У тебя, видно, в глазах помутилось, чернобородый. Волосы у меня сальные, а веки красные. Я чувствую себя хуже некуда.
— Это как посмотреть.
Она села рядом и положила ладонь ему на руку.
— Мне очень, очень жаль Парсаля.
— Все мы умрем. — Ему уже надоело это повторять.
— Но ты жив, и я этому рада.
— Вот как? — холодно сказал он. — Почему?
— Странный вопрос для друга!
— Я не друг тебе, Вал. Я влюбленный в тебя мужчина — это совсем другое.
— Мне жаль, Галанд, но что я могу сказать?
— Ты счастлива с ним?
— Конечно — насколько можно быть счастливой во время войны.
— Ну за что? За что ты его любишь?
— Я не могу на это ответить. Ни одна женщина не может. Вот ты за что меня любишь?
Он запрокинул кувшин, уходя от ответа.
— Хуже всего то, — сказал он, — что ни у кого из нас нет будущего. Даже если мы переживем этот бой. Ананаис никогда не станет степенным женатым человеком. Он не крестьянин, не купец... Он бросит тебя в каком-нибудь придорожном городе. А я никогда не вернусь в свою усадьбу. Не видать нам счастья.
— Не пей больше, Галанд. Вино нагоняет на тебя хандру.
— Моя дочка была веселой девчушкой и большой озорницей. Много раз я шлепал ее и много раз утирал ей слезы. Знай я, что она проживет так недолго... А теперь вот Парсаль. Я надеюсь, он умер быстро. Это себялюбие во мне говорит, — сказал он вдруг. — Ни в одном живом существе не течет больше моя кровь. Когда я умру, станет так, как будто меня и не было.
— Друзья будут вспоминать о тебе.
Он убрал руку из-под ее ласковых пальцев и сердито посмотрел на нее.
— Нет у меня друзей! Нет и не бывало.
21
Император сидел в своем шелковом шатре, окруженный своими офицерами. Командующий армией Дарик сидел с ним рядом. Огромный шатер был поделен на четыре отделения: то, где собрались теперь воины, могло вместить пятьдесят человек, их же было только двадцать.
Цеска с годами растолстел, и кожа его сделалась бледной и нечистой. Темные глаза светились кошачьим лукавством — говорили, будто он изучил науку Черных Храмовников и умеет читать мысли. Военачальники жили в постоянном страхе — он мог внезапно указать на кого-то и крикнуть: «Предатель!» Человек, с которым это случалось, умирал ужасной смертью.
Дарик был самым доверенным его лицом и хитроумнейшим полководцем — только легендарный Барис, командир «Дракона», мог бы с ним сравниться. Уже в начале шестого десятка Дарик, высокий, жилистый и чисто выбритый, казался моложе своих лет.
Выслушав доклады и отчеты о числе убитых, он сказал:
— Эти набеги на первый взгляд кажутся случайными, но я чувствую за ними единство замысла. А как по-вашему, Маймон?
Черный Храмовник кивнул.
— Мы почти прорвали их оборону, и кое-что видно уже и теперь. Они загородили стенами два перевала, именуемые Тарск и Магадон. И ждут помощи с севера, хотя и без особых надежд. Командует ими, как вы и полагали, Ананаис, но их духовный вождь — та женщина, Райван.
— Где она теперь? — спросил император.
— В горах.
— Можете вы пробиться к ней?
— Из Пустоты — нет. Она защищена.
— Но ведь всех ее друзей оградить нельзя? — заметил Цеска.
— Нельзя, государь, — подтвердил Маймон.
— Тогда овладейте душой кого-нибудь близкого ей. Я хочу, чтобы эта женщина умерла.
— Да, государь, — но сперва мы должны преодолеть призрачную стену Тридцати.
— А что Тенака-хан? — резко бросил Цеска.
— Уехал на север. Его дед Джонгир два месяца как умер, и там зреет междоусобица.