Зарубежная литература XX века: практические занятия
Шрифт:
Можно сказать, что это психологическая новелла, только очень необычная. Форма повествования от третьего лица исключает возможность использования таких традиционных приемов изображения внутреннего мира, как монолог, внутренний монолог или поток сознания. Однако всеведущего автора, который в подробностях описал бы и разъяснил душевное состояние своего героя, здесь тоже нет. Текст создает иллюзию полного отсутствия автора. В уже цитировавшемся интервью Хандке сказал: «Идеальной была бы проза, где Я [имеется ввиду авторское Я] развито до такой степени, что полностью растворялось бы в объективной материи». Можно сказать, что повесть «Страх вратаря перед одиннадцатиметровым» приближается к такого
Содержание повести составляет регистрация действий и впечатлений Йозефа Блоха на протяжении нескольких дней. Эта регистрация, во-первых, «сухая»: в тексте практически отсутствуют метафоры и другие тропы, все сводится к простой констатации; во-вторых, подавляюще полная: создается иллюзия отсутствия какого-либо композиционного отбора изображаемых событий, деления на главное и второстепенное. Кроме того, персонаж не является «характером» в литературоведческом смысле, мы с трудом можем представить его себе, равно как и других персонажей.
Душевное состояние персонажа передается при помощи называния определенных повторяющихся действий Блоха, которые, как симптомы болезни, выдают его страх. Блох всегда прислушивается к телефонным звонкам, ожидая, что звонят по его душу. Он постоянно читает газеты в поисках информации о расследовании совершенного им убийства. Его нервозное поведение, в котором он сам себе не отдает отчета, регистрируют окружающие, хотя и интерпретируют неправильно («Почему он все время садится, встает, уходит, топчется на месте, возвращается? – спросила арендаторша. Уж не насмехается ли он над ней?» «[...] он все в чем-то оправдывается, заметила арендаторша. – Разве? – спросил Блох»). Блох пытается вести себя беззаботно, точнее, он пытается вести себя так, чтобы окружающие решили, что он беззаботен, ни в чем не виноват, он рассчитывает здесь на автоматизм восприятия («Чтобы показать, что ему нечего скрывать, Блох еще постоял у забора, заглядывая в пустую купальню»; «На какой-то миг он уверовал: если увидят, как он у всех на виду ест булочку с колбасой, никому и в голову не придет, что он в чем-то замешан»; «С рулоном в руке он двинулся дальше; так он казался себе безобиднее, чем раньше с пустыми руками»).
Восприятие Блохом действий окружающих людей полно неправильных толкований, прежде всего вследствие его особого душевного состояния. Ему многое кажется подозрительным: то, что хозяин гостиницы не пошел с его регистрационным бланком за стойку, а направился в соседнюю комнату разговаривать с матерью и прикрыл за собой дверь, то, что окно таможни открыто и оттуда можно наблюдать за ним, Б лохом. Великолепным примером неправильной интерпретации, внушенной подозрением, служит разговор с жандармами, где Блох слышит то, что ожидает и одновременно боится услышать:
– Купальня закрыта, – сказал он.
Жандармы, обратившиеся к нему по-свойски, должно быть, все же имели в виду нечто совсем другое; во всяком случае, они нарочно запинались и как-то странно сминали такие слова, как «отпираться» и «показания ваши», у них это звучало как «отпирается» и «пока козы ньеваши»; и так же нарочно они оговаривались, произнося «сдать в срок» вместо «дать срок» и «побелить» вместо «обелить». Иначе какой смысл было жандармам рассказывать ему о козах крестьянина Ньеваши, которые, когда калитку однажды оставили отворенной, забрались в еще не открытую городскую купальню и, пока их не прогнали, все, вплоть до стен кафе, так изгадили, что купальню пришлось заново побелить и ее не удалось сдать в срок; и потому Блоху лучше оставить калитку в покое, она не отпирается, и идти дальше своей дорогой.
Это же состояние страха – причина тому, что наряду с газетами и телефонными звонками Блоху
Но повесть далеко не исчерпывается психологическим интересом. Главной является проблема восприятия человеком действительности. Действительность представлена Хандке как система знаков, вернее, как конгломерат различных систем знаков. Самая очевидная и самая востребованная из этих систем, конечно же, язык, речь. Но есть и множество других: карта местности, ценники и товары в магазине, природа, система невербальной коммуникации (мимика, жесты, движения), здания. Знак в каждой из этих систем состоит из означаемого и означающего, причем Хандке интересует прежде всего зазор между ними. Несовпадение между означаемым и означающим вызвано тем, что любая знаковая система существует только в момент восприятия, а каждое восприятие необходимо субъективно и потому с большой долей вероятности ошибочно.
Повесть полна примеров таких неправильных (или потенциально неправильных) интерпретаций. Уже начало повести вводит нас в эту проблематику: «Монтеру Йозефу Блоху, в прошлом известному вратарю, когда он в обед явился на работу, объявили, что он уволен. Во всяком случае, Блох именно так истолковал тот факт, что при его появлении в дверях строительного барака, где как раз сидели рабочие, только десятник и посмотрел в его сторону, оторвавшись от еды». До конца повести так и остается неясным, действительно ли Блох был уволен.
Блох – не единственный автор ошибочных толкований, на примере других персонажей показано, что это – повсеместно распространенное, общечеловеческое свойство. Причины ошибочного толкования знаков многообразны, например, это может происходить в силу особого душевного состояния человека (как в случае интерпретации Блохом его разговора с жандармами). Но чаще персонажи повести ошибаются из-за того, что интерпретация идет по традиционному пути, т.е. знак расшифровывается по наиболее частому образцу. Такого рода реакции Хандке называет автоматизмами, примерами которых полна новелла: поднятая рука Блоха воспринимается как попытка остановить такси, его остановка перед овощной лавкой понимается как желание что-то приобрести и т.д.
Самая важная знаковая система, автоматическое употребление которой проблематизируется в повести, – это язык. Хандке показывает, что главное средство межчеловеческой коммуникации не только не выполняет своей функции, но и постоянно служит причиной недоразумений. (См., например, сцену с горничной, начинающуюся словами: «Вдруг Блох увидел в двери горничную [...]»). Люди пользуются языком бездумно, говорят о том, о чем их не спрашивали, употребляют слова по привычке, не ощущая их истинного смысла.
Неспособность к адекватному общению, непонимание равны немоте. Семантическое поле немоты в повести очень разнообразно. Оно представлено множеством образов: фамилия приятеля Блоха – Штумм, что значит «немой», пропавший мальчик не умел говорить, Блох часто не находит нужных слов и т.д. Речь школьного сторожа имеет для раскрытия проблематики повести ключевое значение.
Не мудрено, что дети, кончая, даже говорить толком не учатся, внезапно сказал школьный сторож, вгоняя колтун в чурбак и выходя из сарая; ни одной единственной фразы не могут до конца досказать, разговаривают между собой больше отдельными словами, а если их не спрашивают, то и вовсе молчат; что они учат, так это правила, которые отбарабанивают наизусть; кроме правил, не умеют произнести ни одной фразы.
– В сущности, все более или менее немые, – сказал школьный сторож.