Зарубежный детектив (Человек со шрамом, Специальный парижский выпуск, Травой ничто не скрыто) с иллюстрациями

Эдигей Ежи

— А что?.. Она разве не…

Доктор рассмеялся, чего, наверно, уже год не делал.

— Какое там беременна, мой милый Тиббет, она была девственницей! Так-то!

Доктор снова хмыкнул, повесил трубку, а изумленный Генри долго не мог опомниться.

Глава 5

Потраченного на обивку ресторана «Оранжери» плюша хватило бы, наверное, еще на десять лондонских ресторанов. Но при всей своей старомодности заведение это славилось известными на весь мир кухней и винным погребом. Зато и цены тут были совершенно

недоступные для тех, у кого нет текущего счета в банке.

Стоя в вестибюле. Генри чувствовал себя как неприкаянный. Он разглядывал роскошное убранство: красивые бархатные шторы, перехваченные позолоченными лапками; блестящие листья на маленьких апельсиновых деревьях, в разгар английской зимы почему-то густо увешанных золотистыми плодами. Только потом он догадался, что каждый апельсин прикреплен к ветке тонкой проволочкой.

И пахло здесь дорогими духами и дымом сигар, и голоса посетителей звучали негромко и с достоинством.

Как обычно во время ленча, здесь в основном собрались мужчины средних лет, хорошо одетые, самоуверенные. Под прикрытием легкой застольной беседы тут заключались весьма и весьма серьезные сделки. Актеры и продюсеры договаривались относительно контрактов и процентов, а дошлые рекламные агенты хитроумно внушали своим клиентам-фабрикантам, какие выгоды сулит им дорогостоящая рекламная компания.

Темноволосый, безупречно одетый метрдотель неслышно возник рядом с Генри.

— Вы заказывали столик, сэр? — спросил он с безукоризненной вежливостью, но Генри сразу уловил легкую холодность к пришельцу, который не является постоянным клиентом и чье финансовое положение представляется сомнительным.

— Я завтракаю с мистером Горингом, — ответил Генри. В обращении метрдотеля что-то мгновенно, хотя и неуловимо, переменилось.

— О, конечно, сэр! Мистер Горинг уже здесь. Вы знаете его столик? — Я покажу вам. Прошу вас сюда, сэр!

Генри последовал за метрдотелем в освещенный матовыми светильниками зал, где глаз посетителя радовали оранжерейные цветы, копченая лососина и всевозможные экзотические фрукты. Трудно было вообразить себе, что дневной свет когда-нибудь проникает в этот храм гастрономии.

Годфри Горинг сидел за уединенным столиком в углу и просматривал «Тайме» Увидев Генри, он улыбнулся.

— Мой дорогой Тиббет, как я рад. Садитесь же. Что будете пить? Но Генри отказался от аперитива.

— Вы правы, — одобрил Горинг, — я их и сам не пью. Но немного вина вы, надеюсь, выпьете?

Генри согласился. Затем последовало серьезное обсуждение меню и карточки вин, в чем Горинг проявил незаурядные познания. Генри был удивлен, увидев, что сам Горинг, который небрежно буркнул официанту: «Мне, как обычно», — довольствуется холодным цыпленком с салатом и бутылкой виши.

Инспектор был знаком с протоколом деловых завтраков и не удивлялся тому, что пока не подали кофе, Горинг избегает интересующей их темы.

Наконец, когда официант принес кофе, налил его и удалился, Горинг приступил к делу:

— Объясните мне, чем я могу помочь в этой ужасной истории с Элен Пэнкхерст?

— Я сейчас пытаюсь разобраться в обстановке, — сказал Генри. — Все было бы гораздо

проще, если бы я знал покойную лично. Беседуя с ее друзьями и коллегами, я надеюсь понять, что за человек была мисс Пэнкхерст — ее характер, интересы, образ жизни… Начинать приходится с этого.

Горинг кивнул.

— Я и сам начал бы с того же. — Это прозвучало как величайшая похвала. — Элен была одной из моих служащих. Так что я могу охарактеризовать ее лишь с профессиональной точки зрения.

— А вы не знали ее лично? — спросил Генри.

— Хороший начальник, — ответил Горинг, — должен интересоваться жизнью своих ближайших помощников. Но об Элен я могу лишь сказать, что она целиком была поглощена работой. Это огромная потеря для компании. Не представляю, кем мы сможем ее заменить.

— Расскажите о ней подробнее.

— Элен поступила к нам секретаршей примерно лет десять назад, — медленно начал Горинг. — Оказалась очень способной, и два года спустя Марджори Френч предложила перевести ее в редакторы, а впоследствии сделала своим заместителем. Будь Элен жива, она вскоре стала бы главным редактором. Теперь, наверное, Тереза Мастерс займет этот пост, когда Марджори уйдет на покой. Не думайте, я ничего не имею против Терезы. Наоборот, я к ней прекрасно отношусь. Но как бы ни рекомендовала ее Марджори, я не считаю, что Тереза сможет возглавлять журнал. Но, — спохватился вдруг он, — извините, инспектор. Вам, наверное, неинтересно слушать о редакционных делах.

— Нет, нет, — ответил Генри, — все это очень интересно. Значит, мисс Френч собирается вскоре уйти на покой?

— Очень прошу вас сохранить это в строжайшей тайне, Тиббет. Марджори тяжело больна. Она не хочет в этом признаваться, но врачи велели ей бросить работу. Вопрос о том, кто заменит ее, очень меня беспокоит. Успех журнала почти полностью зависит от редактора. Я не хотел бы приглашать кого-нибудь со стороны. А среди сотрудников было две кандидатуры — Тереза и Элен. Я, как вы знаете, был за Элен, и ее смерть для меня.» — он запнулся, — большая личная трагедия.

— Мне рассказывали, — осторожно подбирая слова, начал Генри, — что последнее время у нее были какие-то переживания, связанные с одним из сотрудников журнала.

Лицо Гориига стало жестким.

— Меня это не касается. Меня интересовали только ее деловые качества.

— Но все же, собираясь назначить кого-то на столь ответственный пост…

— Да, Марджори мне об этом говорила, — отозвался Горинг. — Она считала, что неурядицы в личной жизни могут отразиться на редакционных делах. Но мне удалось убедить ее, что это те так важно. Увы, я видно, был не прав. Хотя…

Тут разговор был прерван из-за появления невысокого, но стройного молодого человека. Костюм его был сшит чуть-чуть слишком шикарно, а волосы были чуть-чуть слишком длинны. Он торопливо приближался к ним странной подпрыгивающей походкой и кричал высоким голосом:

— Годфри, дорогой! Что это значит? Я только что… — увидев Генри, он осекся.

— Здравствуйте, Николас, — произнес Горинг не очень приветливым тоном.

— Я только что раскрыл газету, милый мой, и потрясен! Буквально потрясен!