Зарубежный детектив (Человек со шрамом, Специальный парижский выпуск, Травой ничто не скрыто) с иллюстрациями
Шрифт:
— Знала ли миссис Хили.., э.., мисс Мастерс о том, что происходит?
— Я.., не уверена. Иногда мне казалось, не может не знать, а иногда, когда я видела, как они дружелюбно говорят друг с другом, я не могла себе представить… — Олуэн замолчала и снова высморкалась. — Вы не знаете, инспектор, какая Элен замечательная. Если она не оставила записки, то это, верно, потому, что не хотела огорчать Терезу.
— Я чувствую, мисс Пайпер, — сказал Генри, — что все слухи об Элен и Майкле, которые витают по редакции, исходят от вас. Олуэн и не пыталась этого отрицать.
— А чего ради мне молчать?
— Что именно?
— Видеть Элен в таком отчаянии. Весь последний месяц она так страдала! Майкл к ней охладел, я сразу поняла.
Генри отметил, что Олуэн отбросила его предположение об убийстве, как совершенно невозможное. Он поймал себя на том, что и сам стал раздумывать: а не самоубийство ли это? Но даже если самоубийство, случаи вовсе не такой простой, каким он кажется на первый взгляд.
А Олуэн снова завела:
— Я еще не рассказала вам самого худшего. Доктор все равно это обнаружит…
— Элен была беременна?
Олуэн кивнула с несчастным видом.
— Еще кто-нибудь знает об этом?
— Да, она рассказывала одному человеку. Не Майклу, кому-то другому. То есть Майклу, я полагаю, она тоже сказала. Но не ему одному. А мне она так и не сказала ничего! — в отчаянии крикнула Олуэн.
— Тогда откуда же вы это знаете?
— Вчера Элен рано ушла из редакции, — начала объяснять Олуэн, — сразу же после ленча. Ей ведь предстояло работать всю ночь. Я забежала домой переодеться перед театром, а она с кем-то разговаривала по телефону. И я услышала: «Доктор говорит, что это точно. Не знаю, что делать. Он никогда ее не оставит — вы это знаете не хуже, чем я. Я бы хотела умереть!» Потом она услышала, что я пришла, и быстро повесила трубку. Я стала спрашивать, все ли у нее в порядке, но она лишь улыбнулась и сказала: «Все хорошо, только вот насморк совсем замучил». Потом ушла в редакцию, а сегодня прихожу, и говорят…
Увидев, что она вот-вот снова заплачет, Генри поспешно спросил:
— Когда вы видели ее в последний раз? Ведь вы заходили в редакцию вечером?
— Заходила. Я видела ее мельком: попрощалась с ней, когда шла к лифту. Ее дверь была приоткрыта. Но я не стала ей мешать. Никто не смел беспокоить ее во время работы.
— В котором часу это было?
— Честное слово, не знаю… Что-то поздно. Наверно, после трех. Все остальные уже испарились.
— Стало быть, после трех Элен еще была жива… А вы не заметили, термос стоял в ее комнате?
— Нет, его не было. Я даже подумала, куда он делся? Ведь когда Элен сидит с ночной работой, термос всегда перед ней на столе.
— Как вы добрались до дому в такое позднее время?
— Пешком.
— Вы шли пешком до Кенсингтона под таким дождем?
— Мне хотелось собраться с мыслями, — просто ответила Олуэн. — В театре я почти забыла об Элен. А когда я ее увидела, все снова ожило. Я шла и думала, чем ей помочь…
— Мисс Пайпер, а как вы попали в редакцию после спектакля? Разве парадные двери не были уже заперты?
— О, у меня есть свой ключ. —
— А у кого еще есть такие ключи?
Олуэн подумала.
— У мисс Френч, у Терезы, Патрика и мисс Филд. И у Элен был свой.
— Ну что ж, — заключил Генри, — спасибо, что вы мне все это рассказали. Но больше пока никому не рассказывайте. Идет? — Он ободряюще ей улыбнулся:
— Представляю себе, как вам тяжело.
— Со мной все будет в порядке.
Она встала. Генри бросилось в глаза, как сочеталась в ней ранимость юности и твердость волевой натуры. Такая девушка способна не только глубоко чувствовать, в ней ощущается и душевная сила.
— Можно будет как-нибудь взглянуть на вашу квартиру? — спросил он. — Ну, скажем, нынче вечером?
— Я буду дома от пяти и до театра.
Олуэн записала твердым аккуратным почерком номер своего телефона и вышла. Генри вызвал к себе Эрнеста Дженкинса. Последний оказался долговязым, щуплым юношей с резкими и комичными чертами лица. Он весело подтвердил: да, он один из лаборантов «Стиля». Да, именно он дежурил вчера вечером и помогал Майклу Хили.
— Не скажу, чтоб у меня, было много работы. Мистер Хили любит сам печатать свои снимки и даже не пускает никого к себе в лабораторию.
Эрни также подтвердил, что в половине двенадцатого он заварил в термосе чай для Элен. Но в кабинет к ней его не отнес. Майкл Хили рассердился, что из-за какого-то чая Эрни бросил отпечаток, который нужно было ослабить, и велел ему снова взяться за работу.
Слово «ослабить» прозвучало для Генри как удар колокола.
— Что значит «ослабить»?
— Сделать фотографию светлей, — пояснил Эрни.
— Для этого вы используете циан?
— Ага…
— Сколько же еще его оставалось?
— Больше полбутылки, — без колебания ответил Эрни.
— А каким образом вы достаете из шкафа циан?
— Ключи обычно у Фреда — старшего лаборанта. Он выдает нам под расписку то, что мы просим. Но вчера готовили парижский выпуск, понимаете…
— И у кого же были ключи?
— У мистера Хили. Это значит, что все шкафы были открыты, а я просто брал, что нужно.
— И, уходя, он не запер их?
— Не знаю.., он отослал меня домой часов в двенадцать, а сам еще оставался.
— Как вы выбрались из здания? У вас есть ключ?
— У меня? Откуда, черт возьми? А выбраться проще простого: изнутри эти замки открываются, а потом надо просто захлопнуть дверь.
— Спасибо, Эрни. Пока все. Но вы мне можете еще понадобиться.
— Я буду в лаборатории, начальник, — беззаботно бросил Эрни и исчез. Оставшись один, Генри попытался собраться с мыслями. Это удалось ему не сразу. Генри вынужден был признаться себе, что в такой атмосфере бурных страстей и пылких темпераментов ему не всегда удается вести расследование по намеченному пути. На чем-то нужно было сосредоточиться. Он позвонил сержанту и попросил принести сумочку умершей. Сержант сообщил, что сумочку тщательно исследовали, но так же, как и на термосе, не обнаружили на ней ничьих отпечатков пальцев, кроме самой владелицы. А на бутылочке с цианистым калием и вовсе не было отпечатков.