Зарубежный детектив

Пеев Димитр

— А кто, по-вашему, мог это сделать?

Ханс-Пауль пожал плечами.

— Подозрение автоматически падает на Реймара и меня. Думаете, мы не взвесили бы все заранее, если б когда-нибудь решились на такое? У нас были все основания неприязненно относиться к Сандре. Но у нас не было ни оснований, ни желания изгадить на все сто собственную жизнь.

— Значит, вы не можете ничего подсказать, даже из мелочей?

— Нет, — сказал Ханс-Пауль, — ничего. У нас точно так же не сходятся концы с концами, как у вас. Реймар даже выражал желание предпринять потом дополнительное расследование, по

собственной инициативе. Для него эта история много значит, вы ведь понимаете...

— Понимаю, — сказал Кеттерле и встал. — Возьмите свою жену под руку и сходите поужинать в какой-нибудь маленький уютный ресторан.

Ханс-Пауль тоже поднялся.

— И вы не спрашиваете, где я был в субботу ночью?

— Нет.

— Но почему?

— Потому что в данный момент меня это не интересует.

— А почему я сбрил бороду именно в воскресенье утром?

— Примите искренние поздравления на сей счет, Брацелес, — сказал комиссар. — Борода наверняка вам не шла.

 

«Получить опечатанный пакет у начальника военной полиции, военно-воздушная база Бремен, адресат комиссар Кеттерле, уголовная полиция, Гамбург. Военно-воздушные силы США, транспортный штаб в Европе, строение семь, комната три, лейтенант Каллаген» —

таков был текст телеграммы, которую комиссар нашел на своем столе следующим утром, когда, как обычно, около восьми вошел в кабинет.

Он немедленно позвонил Хорншу. Им удалось перехватить Гафке во дворе, когда тот садился в машину, чтоб отправиться в Бремен на проверку алиби доктора Брабендера. Они вручили ему доверенность и телеграмму, строго-настрого наказав вернуться с донесением из Бремена и с материалами из Виккерса на Лонг-Айленд самое позднее к обеду.

Комиссар приказал, чтоб из хозяйственной части в кабинет доставили черную доску, ее все так и называли — «черная доска». Хорншу аккуратно прикрепил на ней кнопками в строгой последовательности все фотоснимки, сделанные Рёпке по делу Робертс.

Два из них неопровержимо доказывали, что санитар, подготавливавший в судебно-медицинском институте тело Сандры Робертс к вскрытию, был прав.

На Сандре Робертс были довольно стоптанные, неброские пляжные босоножки, закрытые спереди, на плоской пробковой подошве, с обшитым пластиком резиновым ремешком, выше пятки полосатым. Форма босоножек не позволяла сразу заметить разницу, однако подошвы демонстрировали это достаточно четко. Комиссар зафиксировал сей удивительный факт с той же невозмутимостью, с какой фиксировал прежде другие удивительные подробности этого дела.

Он как раз собирался поразмышлять обо всем, но тут зазвонил телефон. Господин по имени Кристоф Новотни явился на допрос.

— Все верно, — сказал комиссар. — Направьте его к фройляйн Клингс.

Он велел Хорншу стенографировать показания Новотни и едва успел раскурить свою первую утреннюю сигару, как шофер с фуражкой в руке вошел в комнату.

— Садитесь, Новотни, — сказал комиссар, — какие новости?

— Вы арестовали доктора Брабендера, — сказал Новотни. — Об этом пишут все газеты. Так чего же вы от меня хотите?

— Все верно, — сказал Кеттерле. — Только в отличие от вас доктор Брабендер представил безукоризненное алиби. А что он

пока под арестом, на то имеются другие причины. Вообще уголовной полиции с арестами лучше не спешить. Когда люди сидят за решеткой, естественный ход событий останавливается, Новотни. Они сидят, их допрашивают, они изворачиваются, и положение дел на фронтах только обостряется. Я бы не стал его арестовывать, однако после того, что произошло, я не могу взять на себя ответственность, выпустив его на свободу. Для этого мне придется сначала проверить его алиби. И затем публично принести извинения, если его показания окажутся точными.

— Так, — сказал шофер, — а кто принесет извинения простому человеку вроде меня? Вы, очевидно, полагаете, что моя честь ценится дешевле? Можно здесь курить?

— Пожалуйста, — сказал комиссар и подвинул ему пепельницу.

Затем достал доклад доктора Штёкеля, раскрыл его на первой странице и дал прочесть шоферу после того, как тот закурил. Новотни читал внимательно. Дочитав до конца, он поднял глаза.

— В этом я ничего не понимаю. Тут ведь почти сплошь латынь.

— Ну, — сказал Кеттерле, — если сформулировать это в нескольких словах, Сандра Робертс ждала ребенка и была на втором месяце беременности. Я ведь вас предупреждал, Новотни. Вам следовало это признать до того, как нашли убитую. Ваши дела обстоят не самым благоприятным образом, Новотни...

— Но послушайте, — сказал шофер, — ребенок мог точно так же...

— Знаю, — сказал комиссар, — ребенок мог быть зачат и в законном браке вашей возлюбленной. Все ваши возражения я знаю. Но кто докажет? И допустим, алиби доктора Брабендера окажется безупречным, в чем я теперь нисколько не сомневаюсь...

— Господин комиссар, — сказал Новотни. — Вы обнаружили убитую в лодочном сарае. Но ведь после того, как она исчезла там, на побережье, кто-то должен был доставить ее сюда. И вы в самом деле верите, что я стал бы отрицать беременность, которую легко установить, если б мне в голову пришла эта безумная затея?

Кеттерле заметил, что Хорншу, продолжая писать, утвердительно кивнул за спиной Новотни.

— Бывают люди, — возразил он все же, — которые именно нагромождением не согласующихся друг с другом обстоятельств создают видимость, которую невозможно постигнуть. Почему мы решили, что тот, кто ее убил, и тот, кто доставил в лодочный сарай, одно и то же лицо? Второе ведь мог сделать и тот, кто целился в сенатора. Так как же все-таки быть, если вы совершили убийство и рассчитываете сейчас, что я сочту все ваши показания убедительными? Если б я и впрямь счел их таковыми, я отправил бы вас сейчас домой. Но сначала скажите мне, как попала Сандра Робертс с побережья в лодочный сарай, живой или мертвой?

— Я не могу этого сказать.

— И кто переменил босоножки на ее ногах?

— Откуда я это знаю?

— И что за странная судорога, в которой, судя по всему, и наступила смерть, Новотни? Хотите еще раз взглянуть на фотографии?

— Для меня достаточно тяжело было пережить это в сарае.

— Тут я вам верю, Новотни. Конечно же, вы не объясните нам и того, почему в легких вместо морской воды, как следовало бы ожидать, у нее обнаружили пресную воду, да еще со следами ядрового мыла.