Заря цвета пепла
Шрифт:
— Да вы знаете, кто я?!
— Завтра прочту в «Пари трибюн». Ваше имя упомянут в некрологе!
Длинные косички иссиня-черных волос, свисавшие от висков моего противника, от возмущения, казалось, поднялись, как рога.
— Ангард! — Он прыгнул назад и выхватил саблю.
Движение, выдавшее опытного фехтовальщика. Сколько таких поединков я закончил, просто рассекая едва вытащенной на взмахе саблей руку схватившегося за оружие противника. Я продолжил атаку, но времени на сожаления не было — атака есть атака. Гусар парировал удар и контратаковал. Признаюсь, сейчас я забыл и о Гортензии, и обо всех остальных цветах с листьями
Между тем гусар оказался ловким фехтовальщиком: отличная техника, крепкая рука, прекрасное чувство дистанции, хорошее дыхание. Один только минус — все свое искусство мой противник, очевидно, приобрел в фехтовальных залах. Зная, как он хорош с саблей в руках, он привычно ожидал бури аплодисментов после каждой ловко отраженной атаки или изощренной связки в контратаке. Волею случая здесь оваций не предвиделось.
Отразив попытку рассечь мне череп на полы, я, не мешкая, пнул его в колено. Тот взвыл, отпрыгивая. Но тщетно, механизм запущен! Обозначаю удар справа и кручу запястье, рубя слева. Гусар парирует удар чуть более картинно, чем следовало бы, подавая руку вперед и вверх, тем самым открывая бок. Я ухожу вниз, поворачиваюсь на пятке, удар — кровь брызжет во все стороны из-под рассеченного гусарского доломана. Капитан орет от боли, колени его подкашиваются, он падает в траву, корчится, пытаясь зажать рану. Должно быть, опасаясь, вдруг кто-то в округе не услышит крика раненого офицера, Гортензия тут же издает такой оглушительный визг, что вынуждает меня закрыть уши ладонями.
Сад точно ожил. Издалека послышались голоса и свистки, которыми полицейские созывали подмогу со всего квартала.
— Извините, мадемуазель, вынужден откланяться. — Я бросился прочь с места поединка.
— Вон он, вон! — неслось за моей спиной. — Лови его!
Я мучительно пытался сообразить, куда бежать: обратно ли, в сторону кордегардии, в надежде проскочить меж пальцев у разгуливающих по улице патрулей, или же вперед, прямо в руки полиции?
— А ну, стоять! — Из-за деревьев навстречу выскочило трое вояк, их штыки уперлись мне в грудь.
— Отставить! — раздалось позади. — Он пойдет со мной.
Мадлен подбоченилась, напоминая сейчас толстуху Жози, которая за двести лет до нее умудрялась разогнать возмущенным криком и бранью целый кавалерийский отряд.
— Ты кому угрожаешь, гражданин?! Мне — верной патриотке? Да я Бастилию по камню разнесла! Я маршем на Версаль ходила! Да у меня король на плече рыдал! А ну, доставай свою дрянную сабельку! Где тут мой разделочный нож, я тебя сейчас самого на котлеты порублю! Ты кто вообще такой?! Ты зачем мне дверь кулачонками поцарапал?! А ну проваливай, проваливай отсюда, нечего здесь усами двигать, таракан двуногий! Я тебя самого к префекту сволоку. Угрожать он мне будет!
— Какая женщина! — восхитился Лис. И активировал связь.
— Вальдар, можно я не поеду в Египет? У тебя все равно с Бонапартом лучше получится большой политик рулить. А я тебе и Метатрона найду, и лохотрон в Париже устрою, и метрострой открою. Эта Мадо такая женщина…
— Лис, у меня неприятности.
— О господи! Ну шо опять
— Меня арестовали.
— Ну, ни фига себе! Капитан, шо ты натворил? Кому ты перешел дорогу в неположенном месте?
— Ранил на поединке какого-то гусаришку. Он пытался девчонку изнасиловать, ну я и не сдержался…
— Ага, помню я этот анекдот: иду, слышу: «Помогите, насилуют!» И что ты? Помог, изнасиловал?
— Глупый анекдот.
— Зато ты ума палата. Нас, между прочим, Бонапарт на ужин ждет, в особенности тебя, родство установить хочет. Я ему как про Марбефа сказал, он вроде и виду не подал, но заинтересовался выше крыши. Другой стал бы ногами топать: «Я честный Наполеон Шарлевич, неча мне в родню тулить главу французского оккупационного режима на Корсике!» — а этот даже глазом не повел. — Он вздохнул. — Ладно, кто хоть тебя повязал?
— Не знаю. Должно быть, полиция. Сначала пытались солдаты задержать. Среди них, на мою беду, сослуживец гражданина Арно оказался. Как его только сюда с Рейна занесло?
— Ну, если полиция, то еще ничего. Поединок между офицерами — дело плевое. Если разбираться особо не будут, скажут «ну-ну-ну» и пошлют в действующую армию, а нам как раз туда и надо.
— На это вся надежда. А то ведь если копнут, то и вандейские приключения всплывут, и мои фальшивые документы, а это уже не фронт, это расстрел.
— Ладно, Капитан, не журись. Сейчас я мотнусь к Наполеону, может, он непутевого родича из-за решетки вытащит. А нет — есть другой вариант: тут господин де Морней тебя разыскивал, так я попрошу его поспособствовать. Ты же говорил: «Не зря он нам дорогу в Париж расчистил, значит, Метатрону мы нужны». Сам знаешь, слово его здесь не пустой звук.
— Милый, — услышал Сергей, — я уже здесь. Эта вша мундирная убралась восвояси подобру-поздорову. Надеюсь, больше нам уже ничего не помешает.
— Послушай, Мадо, — скрепя сердце Лис стал целовать обнимающие руки девушки, — я знаю этого офицера, и мне очень надо будет с ним переговорить, но не сейчас, а позже. Скажем, в полночь. Ты могла бы его догнать? Скажешь, что, мол, вспомнила этого самого Виктора, что он в гостинице комнату снял и, ежели гражданин офицер желает своего приятеля видеть, пусть к двенадцати часам приходит.
— Но откуда здесь возьмется гражданин Арно?
— Н-да, гражданин Арно, пожалуй, к этому времени еще не освободится… Ну, ты проводи его в мою комнату, надеюсь, у него не будет причин обижаться.
— Но ты же не станешь его убивать? У меня приличное заведение.
— Милая, мы с этим офицериком старые знакомые, пуд лягушек вместе съели. Не то чтобы мне не хотелось раскроить ему голову, но если я не сделал этого раньше, то и сейчас обойдется.
— Ладно, дорогой, как скажешь. Но до полуночи мы будем вместе?
— Увы, сердце мое, сейчас меня ждет на ужин генерал Бонапарт, все никак не может решиться: то ли на Египет ему войной идти, то ли сразу в Индию плыть. Без меня просто как без рук. Но затем я весь твой.