Заря победы
Шрифт:
Напрашивался вывод. Да, мы не были достаточно подготовлены, чтобы отразить нападение сильнейшего агрессора. И именно в этом главная причина наших неудач.
Время шло. С каждым днем я чувствовал себя все лучше, и мысли часто уносили меня на фронт. Вспоминались слова начальника Генерального штаба, что наши войска упорной обороной сдерживают врага и его наступление выдыхается. Это подтверждали и прибывающие раненые. Крепла уверенность, что скоро мы погоним противника. Боевой дух наших войск возрастал, но для победы над врагом необходимо было еще многое сделать.
27 октября начальник госпиталя получил телеграмму, в которой ему предписывалось эвакуировать
— Не беспокойтесь, товарищ генерал, проскочим! — сказал мне шофер Федор Седых.
Всю войну он был моим спутником, а часто и спасителем. Федору было присуще почти феноменальное предчувствие опасности. Помню, как-то в сумерках, когда мы на «виллисе» догоняли наступающие войска, он вдруг сказал:
— Товарищ командующий, давайте срежем поворот. Голову на отсечение, тут мины.
Я не возражал.
Когда мы снова выбрались на дорогу, позади, на том самом участке, который мы только что объехали, раздался взрыв — в воздух взлетела автомашина…
Дорогой мой Федор… [24]
24
После опубликования отрывков моих воспоминаний в журнале «Москва» (№ 5 за 1965 год) Федор Григорьевич Седых прислал мне письмо. Мы с ним встретились. Он по-прежнему полон сил и энергии. Живет и работает в Москве.
Впереди, перед самым зданием Кремлевской больницы, вспыхнул гигантский огненный столб. В тот же миг что-то грохнуло, и я оказался на мостовой. Подбежал врач. Я видел, как у него шевелились губы, но ничего не слышал. Контужен! Было обидно и досадно вновь выйти из строя.
В ту ночь на улицах и площадях столицы разорвалось немало вражеских бомб, не обошлось и без человеческих жертв.
Под утро меня отвезли в госпиталь Западного фронта, размещавшийся в здании Тимирязевской академии. Здесь во всем чувствовалось дыхание фронтовой жизни. Становилось легче. Быстро пошел на поправку.
Особый прилив энергии и бодрости мы, раненые, почувствовали, узнав, что 7 ноября на Красной площади, как и обычно, состоялся парад войск.
Я начал добиваться приема в Ставке. 14 ноября меня принял маршал Шапошников. На мою просьбу направить в войска Борис Михайлович ответил:
— А мы хотим вас послать за танками. Английскими. Надо, чтобы вы с ними ознакомились, выяснили их тактико-технические данные. А затем решим, куда вас направить.
— Я готов. Но прошу, очень прошу направить поскорее на фронт.
…На другой день вместе с группой инженеров из Главного автобронетанкового управления мы осматривали в Горьком английские танки «валентайн» и «Матильда». Это были машины невысокого класса. Они во многом уступали по боевым качествам не только нашим, но и немецким танкам. Однако приходилось их брать. Наша танковая промышленность не могла еще удовлетворить запросы фронта.
Два дня провозились мы с английскими танками, изучая их моторную группу, боевое отделение, вооружение, механизмы, ходовую часть и броневую защиту.
Глава пятая
Остановить врага!
15
Утром 17 ноября меня вызвали в Ставку. В полдень я был у Б. М. Шапошникова.
— На какую армию хотите? — спросил меня маршал.
— Назначьте, куда сочтете целесообразным.
— Мы хотим послать вас, голубчик, в тридцатую армию. Нужно заменить генерала Хоменко. Так сказал Сталин.
— Вам виднее.
— Ну и договорились. В штабе Западного фронта получите подробные указания.
Разговор был окончен.
Какова же была обстановка в те дни?
После неудачного октябрьского наступления на Москву в немецком генеральном штабе и в штабах групп армий в начале ноября усиленно обсуждался вопрос: переходить к обороне или продолжать наступать. Главное немецкое командование, несомненно, встревожили неудачи октябрьского наступления. Некоторые фашистские генералы высказывались за оборону. Невзирая ни на что, Гитлер решил начать второе наступление на Москву. По-видимому, он руководствовался соображениями не столько стратегического, сколько политического характера. Переход к обороне на подступах к советской столице, до которой, казалось, рукой подать, означал бы признание провала широко разрекламированного плана «молниеносной войны». Это подрывало политический престиж гитлеровской Германии, что в свою очередь грозило большими внутригосударственными и внешнеполитическими осложнениями. Гитлер требовал, чтобы немецкие войска любой ценой взяли Москву. Эту мысль он со всей решительностью высказал 13 ноября 1941 года на совещании командующих группами армий в Орше. Его поддержали главнокомандующий сухопутными силами Браухич, начальник генерального штаба Гальдер и командующий группой армий «Центр» Бок. Очень заманчива была перспектива до наступления зимы войти в Кремль.
Для осуществления нового наступления немецко-фашистское командование дополнительно перебросило в состав группы армий «Центр» значительное количество танков и авиации с других направлений, произвело перегруппировку главных сил: 3-я танковая группа была выведена с калининского направления и сосредоточена рядом с 4-й танковой группой на волоколамско-клинском направлении — здесь было тринадцать дивизий (из них семь танковых). 2-я танковая армия, имевшая двенадцать дивизий (в том числе четыре танковые), была усилена двумя армейскими корпусами и пополнена сотней танков. 4-я полевая армия, которой предстояло действовать против центра Западного фронта, имела в своем составе восемнадцать пехотных, две танковые, одну моторизованную и одну охранную дивизии, усиленные танками. Эти дивизии, потрепанные в октябрьских боях, спешно пополнялись. Армейские корпуса усиливались танками.
В результате перегруппировок и пополнений гитлеровское командование вновь получило значительное превосходство в танках и артиллерии на флангах Западного фронта. Например, на клинском направлении против 30-й армии, которая насчитывала всего двадцать пять танков, сто девяносто орудий и минометов, было сосредоточено до трехсот танков и более девятисот орудий и минометов противника. Таким образом, у неприятеля было в двенадцать раз больше танков и в пять раз — артиллерии. На истринско-солнечногорском направлении гитлеровцы добились превосходства по танкам в 2,6 раза и по артиллерии в 1,3 раза, на тульско-каширском — имели восьмикратный перевес в танках и трехкратный в артиллерии.