Защита Гурова
Шрифт:
– И как ты узнал, что на въезде на проселок тебя ждут? – спросил Станислав, явно не ожидая ответа, продолжал: – Не пойму, на что люди рассчитывают? Без стрельбы тебя не взять, да и со стрельбой сильно проблематично. Они что, здесь Буденновск решили устроить? Конечно, в такой глуши можно нормальный бой провести, а уходить как?
Станислав был горд собой, выполнил сложное задание, начальника встретил, догадался. Похвалы не дожидался. Так это обычно, начальство на то и существует, чтобы одобрять молчанием.
Пять верст по осклизлой земле – дорога не в радость. Но шли мужики здоровые, тренированные, и меньше чем через час их встретил Волк, крутившийся у открытой калитки.
Хозяин в тренировочном
– Разувайтесь, орлы, иначе мы после вас полы вовек не отмоем. Соня, ты ребят прими у себя, моим вином угости, а мы с Львом Ивановичем чайком побалуемся.
Хозяин держался ровно, но внутренне сердился, полагая, что в его возрасте подобные шалости несолидны. К Гурову и ко всей истории с Тимуром Яндиевым седой полковник относился двояко. С одной стороны, он боевому оперу верил и симпатизировал. Расстрельные дела Огарков не любил, в его длинной службе трижды убивали невиновных. И хотя полковник к происшедшему отношения не имел, совесть шебуршилась, и всех троих он до сегодняшнего дня хорошо помнил. Гурову он верил, но уж больно от действий важняка попахивало авантюрой и партизанщиной. Существует Закон, и воевать с ним дозволено только законным образом, а иначе и он, полковник, начальник тюрьмы, в этой жизни лишним получается. Пока сыщик говорил, Огарков соглашался, как следовали выводы, которые требовали от начальника тюрьмы противоправных действий, он замирал, искал обходной маневр.
– Нет никаких обходных путей, вы должны выполнить свой долг, – Гуров старался не сердиться, говорить спокойно.
– Мой долг – верность Присяге, Царю и Отечеству. Нет у офицера другого долга. Могу отказаться выполнить приказ, подать в отставку.
– Тогда приказ выполнит другой, хотя бы ваш трусливый Уткин, – сказал Гуров. – Главное, преступный приказ.
– Это кто сказал? – Огарков отодвинул чашку, нагнулся, вынул из шкафа бутылку с наливкой собственного приготовления, налил в граненые рюмки. – Не убоишься?
– Убоюсь, – кивнул Гуров. – Однако выпью.
Крепость была убойная, слезы на глазах сыщика выступили, но не пролились.
– К вам, Игорь Семенович, вице-премьер по вопросу выполнения приговора когда-нибудь приезжал?
– Не удостоили. – Огарков силу своего зелья знал, поэтому лишь пригубил.
– А подполковника Уткина удостоили.
– В отставку подам! – решительно заявил Огарков.
– Да уволят вас, Игорь Семенович! Непременно уволят! – успокоил хозяина Гуров. – А торопиться не следует.
Утром полковник Огарков вошел в свой кабинет, махнул рукой на обомлевшего Уткина, спросил:
– Как тебе кресло, не жмет?
– Здравия желаю, товарищ полковник! – Уткин запоздало вскочил. – Уже выписались и здоровы? Поздравляю. – Он быстро освободил кресло начальника.
– Если человек после полтинника утром проснулся и у него ничего не болит, значит, он умер, – ответил Огарков избитой пословицей. – Радикулит является и исчезает без приглашения. Таких, как я, держат долго, предпочел сбежать.
Заверещал один из телефонов, Огарков ткнул в него пальцем, сказал:
– Погоня! Скажи, что полковник на работу вышел, в данный момент отлучился в сортир.
Уткин осторожно поднял трубку и представился:
– Подполковник Уткин у телефона. – Испуганно взглянул на Огаркова. – Здравия желаю, товарищ генерал! – Выслушал ответ, подобострастно хихикнул. – Виноват, господин генерал, но в настоящий момент… Я по своей инициативе никогда не вру, – и протянул трубку Огаркову.
– Приветствую, господин генерал! – бросился в атаку Огарков. – Что, нечем заняться, коли с утра пораньше беглых симулянтов вылавливаете? В госпитале полно серьезно больных ментов,
Прошел день, второй… пятый. В тюрьме ничего нового не происходило.
Глава 14
Нестеренко с двумя операми обходили изоляторы. Изредка к ним присоединялся Станислав Крячко. Для начальства двинули легенду, что особо опасный преступник по поддельным документам устроился в одном из изоляторов по обвинению в совершении незначительного преступления. Редкий случай, когда розыскники работали под легендой, которая полностью соответствовала действительности. Отклонение от истины заключалось в том, что совершение разыскиваемым террористом «Иваном» преступления не было доказано. Он лишь подозревался, и не более того. А содержался он в окраинном замызганном изоляторе по обвинению в карманной краже под именем настоящего карманника, который мотал свой срок в местах за колючей проволокой.
Как бы медленно ни работало следствие, а оно не может работать быстро, следователи не стахановцы и тачать дела на нескольких станках одновременно не способны, но дела продвигаются. И суд не способен работать быстрее разумного, иначе превратится в поточную линию, и не дай бог кому на ту линию попасть.
И возят милиционеры подозреваемых к следователям, процесс этот остановить нельзя никаким приказом.
А Иван сел рядом с конвойным в «канарейку», сунул в рот жвачку. Он был в сапогах, телогрейке, сутул, в облезлом кроличьем треухе, небрит и не походил на фоторобот, составленный по описанию работников гостиниц никаким краем. В гостиницах проживал бизнесмен, а в «канарейке» везли истинного бомжа. Он был без наручников, так как ни по статье, ни по внешнему виду никакой опасности не представлял. Для двух сержантов и конвойного обычная работа – отвезти шмыря в райуправление да привезти затем обратно.
Иван прошмурыгал по облезлому линолеуму коридора, вышел в другую дверь во двор и сел в поджидавшую его «Волгу».
Вскоре он входил в конспиративную квартиру, где его поджидал Вердин. Иван брезгливо сбросил телогрейку, сел на диван, стянул сапоги и сказал:
– Пока я душ не приму, никакого разговора не будет.
– Хорошо, иди мойся, я чай приготовлю, – ответил Вердин, отправляясь на кухню. Была бы его воля, так не дрогнувшей рукой пристрелил бы этого мерзавца.
Но вопрос решал не Вердин. В кабинет, где решался данный вопрос, Вердин и входа не имел. Готовился к проведению ряд акций, направленных на взрыв установившегося в Чечне мира. На кону стояли миллионы долларов. Чечня походила на муравейник, где, казалось, бестолково суетилась масса муравьев. Бестолковость всех передвижений являлась мнимой, на самом деле каждый муравей знал свой маневр.
Вердин знал свой, старательно его выполнял, потому и терпел Ивана и ему подобных.
Когда Иван помылся и сменил белье, бриться было нельзя, хозяин налил чай, подвинул тарелку с бутербродами.
– Ну хорошо, мы идем тебе навстречу, – сказал Вердин. – Не желаешь сниматься на видео, черт с тобой. Расскажешь всю историю подробно одному человеку. Но, извини, цена будет другая.
Ни о какой цене Иван давно не думал, он считал себя смертником, тянул время, искал выход. И, слушая гэбэшника, не верил ни одному слову. Ясно, ему предлагается не выход, а более изощренная ловушка. Однако следовало играть, если он даст понять, что давно никому не верит, его убьют мгновенно.